На вопросы отвечает митрополит Томский и Асиновский Ростислав.
– Владыка, настало время выполнить наше с Вами обещание. В одной из программ мы беседовали о несвятых святых и о людях высокой духовной жизни, еще не канонизированных, но уже почитаемых верующими. Один из телезрителей попросил продолжить эту тему; в частности, рассказать о Николае Гурьянове. Но, поскольку о нем и так в Интернете много информации, я предлагаю рассказать о Ваших встречах с другими подвижниками.
– Действительно, протоиерей Николай Гурьянов – человек очень известный, но, к сожалению, мне не пришлось с ним общаться. Поэтому если бы я о нем и рассказывал, то только с чьих-то слов. А когда ты являешься посредником в рассказе, а не очевидцем, то твое свидетельство в какой-то мере теряет ценность.
Господь благословил мне пересечься с другими людьми, которые оставили в моей жизни и в жизни многих не менее глубокий след. Среди них есть действительно подвижники наряду с архимандритами Кириллом (Павловым), Иоанном (Крестьянкиным), протоиереем Николаем Гурьяновым, о которых знает вся страна или, по крайней мере, все ее верующие православные граждане. Много таких, кого знает ограниченное число людей, но которые по своей духовности мало чем уступают перечисленным трем. И сегодня хотелось бы поговорить не о громких именах, а о тех, о ком, может быть, никто не знает.
Три канона совмещённые Покаянный канон к Иисусу Христу, Божией Матери и Ангелу Хранителю Молитва
– Мне кажется, это даже более ценно.
– Они достойны того, чтобы мы о них поговорили.
Один из первых монахов, с которым я встретился в своей жизни, будучи еще ребенком и посетив впервые Троице-Сергиеву лавру, был архимандрит Нил. В настоящее время, наверное, даже монахи лавры уже не помнят этого человека. Он давным-давно ушел в вечность, приняв перед смертью великую схиму.
Он нес послушание, как говорят в монашеской среде, распространяя свечи среди паломников в Троицком соборе. Именно туда устремлялись приезжавшие поклониться мощам преподобного Сергия, посмотреть на удивительные иконы кисти преподобного Андрея Рублева. При входе за свечным ящиком неизменно стоял отец архимандрит Нил. Это был человек молитвенного устроения, несмотря на то, что его послушание проходило в гуще жизни: с утра до вечера шел непрестанный поток людей, с которыми ему приходилось общаться…
– Суета.
– Да, но среди этой суеты он сохранял монашеское молитвенное сосредоточенное настроение. Он не был многословен, но по его виду, благостному расположению к каждому человеку, по тому, как он передавал эту свечечку, все чувствовали безграничную любовь Божию, которая изливалась из его сердца. А ведь в Священном Писании говорится, что Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. Даже не слыша из его уст ни одного слова, мы чувствовали, насколько он был наполнен любовью, которая распространялась на всех.
Это был очень смиренный человек. Когда у него спрашивали, чем, помимо молитвы, он занимается в монастыре, какое у него послушание, он всегда говорил: «Я работаю в Троицком соборе на свечках». Некоторые смущались таким его ответом, потому что в церковной среде не принято говорить о работе.
ИП Пирогова — 2 сезон, ВСЕ СЕРИИ (1-26)
Особенно дерзкие семинаристы возмущались: «Батюшка, это светские люди работают, а в монастыре все-таки несут послушание». На что архимандрит Нил отвечал: «Это у монахов послушание, а я еще и не начинал своего монашеского делания». Вот какого смиренного мышления он был.
Мне удалось с ним пообщаться, и, наверное, его пример был одной из причин того, что я подумал: какое же благодатное место Троице-Сергиева лавра! До сих пор дух преподобного Сергия в ней жив, раз она рождает таких монахов. Мне тоже захотелось быть с ними.
Позднее я познакомился с отцом Кириллом, который стал моим духовником, но отец Нил оставался в моем сердце долгие-долгие годы.
Удивительной была его кончина. Он достиг довольно преклонных лет, не помню, в каком возрасте скончался, но, даже когда я с ним познакомился, он уже был старцем с длинной седой бородой и после этого еще жил долго. Отец Нил тяжело заболел, у него был рак, причем он никогда не обращался к врачам, поэтому болезнь достигла четвертой, самой последней, стадии.
Сейчас существует много средств, позволяющих безболезненно или менее болезненно переносить страдания. Тогда же этого не было. Тем не менее какие-то обезболивающие таким больным делали. Отец архимандрит категорически отказался идти в больницу, и его поместили в медсанчасть при лавре на территории Московской духовной академии – небольшую местную больничку.
Туда обычно госпитализировали семинаристов, монахов с простудными заболеваниями, с чем-то легким. А отца архимандрита положили с онкологией. Он отказался принимать обезболивающие, решив до конца претерпеть страдания, которые выпали на его долю, мужественно донести свой крест. На это, как он сам говорил, его вдохновило трагическое происшествие, которое случилось в лавре в 1986 году.
Я тогда был студентом Московской духовной академии, еще не в сане. Случился большой пожар. При подготовке корпусов академии к 1000-летию Крещения Руси рабочие неаккуратно обошлись со сварочными аппаратами. Сгорело не только много академических строений, но самое страшное – один из жилых студенческих корпусов, и погибло пятеро студентов. Я до сих пор за каждым богослужением молюсь за упокой этих юношей, которые готовились стать священниками.
Именно в то время тяжело болел отец Нил. И когда ему предлагали обезболивающие, он говорил: «Молодые ребята, только-только начинавшие жить, мучились в огне. Неужели я, старик, буду избегать страданий, которые послал на мою долю Господь?»
Это действительно был воин, мужественный, непоколебимый, которого пытались сломить и советская богоборческая система, и жизненные обстоятельства, но вера в Бога делала его крепким, несокрушимым, стойким подвижником. Поэтому он до сих пор в моей памяти. Его имя в великой схиме – Рафаил, но старые прихожане лавры и монахи больше знают его как Нила.
Были и другие подвижники. Недавно ушел в вечность митрополит Евлогий. Он закончил свой жизненный путь на Владимирской кафедре. А в то время, когда я только начинал активно ездить в Троице-Сергиеву лавру, стал ее постоянным прихожанином, отец Евлогий, по-моему, даже не был еще архимандритом, а только игуменом и принимал исповедь у паломников.
Это был первый монах, у которого я исповедовался в лавре. До сих пор эта исповедь у меня в памяти, настолько она оказалась ключевой для моего будущего. Наверное, сам отец Евлогий об этом и не подозревал, поскольку таких, как я, у него было много, но для меня это явилось большим событием.
Можно много рассказывать про этого удивительного человека. Я приведу один эпизод об его отношении к молитве, который дополнит коллективный образ монаха Троице-Сергиевой лавры. Однажды ему дали послушание первого проректора Московской духовной академии. Будучи монахом лавры, он должен был еще заниматься проблемами академии.
Он ходил на богослужения уже не в лаврский храм, а в храм академии, где я имел возможность видеть его за молитвой. Как правило, в русских храмах духовенство за богослужением всегда молится в алтаре, батюшки стоят в западной его части, чтобы до восточной стены было пространство класть поклоны.
Но человек, стоящий у западной стены, неизбежно видит все, что происходит перед ним, и (осознает это или нет) отвлекается от молитвы. Отец Евлогий всегда становился к восточной стене, чуть ли не упираясь в нее. Он отстоял от нее, может быть, всего на один шажок, так что перед его глазами ничего не было, и полностью погружался в молитву.
Он ловил каждое слово богослужения, как будто если вдруг пропустит или не расслышит его, то безнадежно и навсегда потеряет сокровище. И он ловил, собирал эти сокровища. Образ того, как нужно молиться, относиться к богослужению, у меня связан с отцом Евлогием, будущим владыкой, которого я вспоминаю с большой благодарностью.
И, наконец, один из молодых монахов Троице-Сергиевой лавры – иеродиакон Нифонт, который потом стал иеромонахом, а закончил свою жизнь митрополитом. С ним я познакомился, когда он учился в академии. У него было послушание дежурного в лаврском соборе в ночное время. Под праздники и воскресенья этот храм на ночь не закрывался, и, поскольку паломников приезжало много, мы всегда оставались в храме.
Я ездил на богослужения и каждые выходные, с субботы на воскресенье, ночевал в лаврском храме. Там мы познакомились и поддерживали связь практически всю жизнь, даже переписывались, когда меня призвали в армию.
По окончании академии этого удивительного человека послали на родину, на Украину, в Волынскую епархию. И вот приехал образованнейший, окончивший академию человек, и по настоянию местных властей его упрятали в самый глухой, умирающий приход, который был в таком месте, что, кроме жителей деревни, никто не ходил в эту церковку; и все ждали, что она загнется.
Но как цветочек благоуханный не может спрятаться от пчелы, так и верующие люди и даже только тянущиеся к религии не могли не заметить отца Нифонта. Вдруг глухая, умирающая деревня Рудка-Козинская, как сейчас помню, стала центром духовной жизни на Волыни. Помимо местных жителей туда стали съезжаться богомольцы не только со всей Украины, но практически со всего Советского Союза.
Отец Нифонт завел интересный обычай. На воскресную литургию отовсюду приезжало много паломников, а ведь им где-то нужно было питаться. Приход не мог всех обеспечить трапезой, при советской власти это было невозможно и запрещено, но помощница отца Нифонта, старушка, варила целое ведро компота – единственное, что они делали для прихожан.
Все богомольцы (я тоже однажды был среди них) после литургии расстилали на полу храма какие-то клееночки, салфеточки и размещались. Эта бабушка приносила ведро (а то и два) компота, если народу было много. Паломники доставали из своих котомок все, что привезли: кто-то картошечку, кто-то овощи. И каждый клал это не перед собой, а в общую братскую трапезу.
В Книге Деяний святых апостолов описывается, что в раннехристианской общине все было общее. Так же было и за трапезой в этом храме. После все благодарили Бога и не просто поднимались с места и шли заниматься своими делами, а начинали общую уборку в храме. Кто-то чистил подсвечник, кто-то мыл полы, мужчины приносили для женщин из колодца воду. Заканчивали часам к трем-четырем дня, служилась вечерня с Акафистом Иисусу Сладчайшему, и паломники разъезжались по родным местам, проведя воскресный день с утра до вечера в храме.
Память об этом человеке и его глубокой вере я сохранил навсегда.
– Один из глубоких почитателей отца Николая Гурьянова, лидер известной группы «Парк Горького» Алексей Белов, которого старец благословил на брак с певицей Ольгой Кормухиной, рассказывал, что в свое время он жил на «фабрике грез» – в Голливуде. Недалеко от его дома жила мировая звезда, которую знают все, – Мадонна. А сейчас он со своей супругой приобрел недвижимость на острове Залит. На вопрос «почему?» ответил: «Когда я увидел старца Николая, то захотел жить на земле, которая рождает таких людей». И мне хотелось бы у Вас спросить: общаясь с людьми, которых мы называем несвятыми святыми, Вы понимали, что прикасаетесь к вечности?
– По молодости не всегда это осознавалось, но всегда чувствовалось. Я уже сказал, что многие решения, определяющие мой жизненный путь, я принимал благодаря встречам и общению с такими людьми. Не будь их, трудно сказать, какой жизненный путь я бы избрал. Никто из нас не рождается космонавтом или священником. Самоопределение происходит иногда благодаря подобным случаям.
Осознание того, насколько эти люди были близки к Богу, приходило потом, но при общении с некоторыми из них чувствовалось присутствие Божие. Это значит, что за этим стояла объективная реальность, а не просто личные психологические ощущения.
– Поговорим далее о вечности. Вскоре Русская Православная Церковь, да и не только она, будет отмечать память преподобной Марии Египетской.
– Сегодня наша передача посвящена праведникам, людям, которые с детства шли к Богу, несмотря ни на какие перипетии, сохраняя твердость и мужество в вере и благочестии. Но не у всех было так. Пример Марии Египетской показывает, что никогда не поздно все изменить и нет человека, на котором Господь поставил бы клеймо безнадежности. У любого остается шанс покаяться и исправиться.
Преподобная Мария, как мы знаем из ее жития, первую половину жизни провела в грехе, была блудницей. Она не только сама впадала в этот грех, но и соблазняла многих молодых людей, до тех пор пока Господь не пробудил в ней совесть. При посещении в Иерусалиме Храма Гроба Господня она почувствовала, что грехи не пускают ее к Богу и она погибнет, если что-то не поменяет в своей жизни. Начался новый отрезок ее жизненного пути, совершенно другой, связанный с покаянием и исправлением. Святая – образец глубокой перемены.
Спустя много лет, проведенных подвижницей в пустыне, состоялась ее встреча со старцем Зосимой. Через год они встретились снова, но оказались на разных берегах Иордана. Не было лодки, чтобы переплыть реку. Зосима подумал: «Как же состоится наша встреча?» И вдруг Мария, перекрестив Иордан и себя осенив крестным знамением, пошла по воде как по суше.
Прежде Зосима видел, как она во время молитвы приподнималась над землей. То есть она достигла такой святости, какой не всегда сподоблялись люди, с детства пребывавшие в подвиге и благочестии.
Память ее Церковь установила творить в дни Великого поста; в частности, ей посвящается пятое воскресенье поста. Поскольку Великий пост есть время духовного обновления, покаяния, Церковь говорит: «Посмотри на Марию Египетскую, какой она была и какой стала. Такой же шанс Господь дает и тебе, каким бы ты ни был, что бы ни натворил в своей жизни, только начни дело исправления». Господь пошлет руку помощи, возможность духовно возродиться, как это сделала преподобная, ставшая удивительным образцом покаяния.
– У нас остались вопросы телезрителей.
Как найти золотую середину: когда смехотворство – грех?
– Истина посередине. Мы как-то посвятили этому целую передачу. Смехотворство – однозначно грех, когда человек шутит, рассказывает анекдоты ради пустого времяпрепровождения. Вы тогда даже привели на память пословицу: смех без причины – признак дурачины. И это действительно так.
А вот если, например, человек на грани уныния, отчаяния, то в качестве спасательного круга ему можно рассказать шутку, ободрить его интересной, назидательной, смешной историей. Оптинские старцы в духовных наставлениях по отношению к таким людям часто прибегали не к Священному Писанию или святым отцам, а к басням Ивана Крылова.
День Не Святых
Маруська слезла с табуретки и довольным взглядом обвела комнату. Вроде всё. Каждый год в этот день она устраивала для себя обязательный праздник. Хотя многие соотечественники и были против массовых гуляний и повсеместно продающейся символики, напирая на то, что праздник не наш, заморский, чужой, но Маруся Петрова никак не могла обойтись без всего этого антуража.
Ещё недели за две до этого вечера её охватывало сначала смутное, а потом всё усиливающееся беспокойство. Оно требовало что-то делать, куда-то бежать, что-то выбирать, что-то предвкушать. Самым сложным в подготовке было найти именно то, на что откликалось маруськино сердечко. Тарелочки, свечки, наклейки и фигурки, продающиеся на каждом углу, её не устраивали.
Она чувствовала, что это не её, неправильное. Рядом с привычными в этот день декорациями ей было неуютно.
Над головой Маруси покачивались белоснежные бумажные голубки, подвешенные к люстре. Между ними отражали свет электрических лампочек пенопластовые сердечки, обклеенные красной тканью, бисером, пайетками и блёстками. От них на стены разбегались крошечные точечки солнечных зайчиков.
По всем полочкам были расставлены свечки – белые, розовые, красные, однотонные и полосатые, матовые и покрытые блестящей пудрой, тонкие и пузатые, почти прозрачные и похожие на мягкий зефир. На окне колыхались белые тюлевые занавески, на которых булавками были прилеплены бумажные ангелочки, голубки, розовые цветы и сердечки. Письменный стол, за которым обычно студентка-первокурсница Маруся готовилась к семинарам, сейчас был застелен белоснежной кружевной скатертью. На почти пустой стене над диваном красовался огромный, вырезанный из нескольких листов ватмана, единорог.
Рисовать Маруська любила со школы, сама себя отвела во втором классе в художественную школу и сообщила маме уже результат – её туда взяли. В школе неугомонная сероглазая брюнетка Маруся Петрова была у учителей на хорошем счету не только за неплохую учёбу и старательность на уроках, но и за то, что постоянно что-то мастерила ко всем школьным мероприятиям – разрисовывала стенгазеты, украшала библиотеку и коридоры на каждое время года по-своему.
А для учительской расписала длинную панораму на обратной стороне рулона обоев, где изобразила портреты всех учителей в виде шаржей. Так что и нарисовать сказочно-рогатого коня ей было не сложно. Он получился очень красивым. Белоснежный, с разноцветной гривой и хвостом, в которых пряди пастельных оттенков перемежались отдельными акцентами золотой и серебряной краски. Рог Маруся изобразила серебряным, но с фиолетовыми бликами, и было не совсем понятно – это на прекрасное животное откуда-то падает загадочный волшебный свет, или сам он светится изнутри.
На противоположной стене висело множество фотографий в рамочках. Все рамки по случаю наступающего праздника были украшены мелкими сердечками из бумаги. А с фотографий смотрели любимые маруськины люди – мама и папа, старший брат, младшая сестрёнка. Но чаще всего на фотографиях мелькало доброе и спокойное лицо бабушки.
Нет, Маруся любила всю свою семью, и отношения у них были самые тёплые, хотя сейчас она и жила отдельно на съёмной квартире рядом с университетом. Даже с братом и сестрой они как-то умудрились пройти своё безбашенное детство почти без драк и ссор. Почти. Всё же они были живые, настоящие дети, а не сказочные.
Но именно с бабушкой у Маруси сложились самые нежные, самые доверительные и близкие отношения. Бабушка у Маруси была замечательная. Настоящая бабуля, всё по канону. И варежки вязала самые мягкие, и пирожки пекла самые вкусные. А ещё жила в пригороде, в настоящей деревянной избушке. Прямо за избушкой начинался луг, а за лугом – небольшой лесок.
А если пройти вдоль опушки направо и спуститься в овражек по специально оборудованным ступенькам, то можно было найти родник. Вода в нём была такая вкусная, что ради неё не жалко было и зубы студить. Всё лето Маруся проводила у бабушки Маши, в честь которой её и назвали, хотя папа и записал в свидетельство о рождении именно такую форму имени – Маруся.
С бабушкой девочка с малых лет ходила в лес за ягодами и грибами, училась собирать травки и корешки и запоминала, как и для чего их применять. С бабушкой разговаривала обо всех своих переживаниях и делилась разными детскими радостями и горестями. И баб Маша всегда серьёзно слушала маленькую внучку, никогда не отмахиваясь, не отвечая, что занята или что это всё ерунда.
А ещё учила разговаривать не только с людьми, но и с окружающим девочку огромным миром – благодарить за урожай, просить у родника ясности мыслей и бодрости. Сначала девочка опасалась ходить в лес, но именно бабушка научила «договариваться» с лесным хозяином. Наверное, это было какое-то самовнушение, но Маруся добросовестно проговаривала за бабушкой слова, после которых совершенно не беспокоилась, что в лесу могут быть опасные звери или запутанные тропки.
В городе Маруське было сложнее, но и здесь она замечала, что ей как-то незаметно везло. В важный день погода всегда была хорошей, пробки каким-то чудом рассасывались, нужный номер автобуса приходил ровно в тот момент, когда Маруся появлялась на остановке. Но когда Марусе было грустно или плохо, погода портилась, начинал накрапывать дождь. А однажды, в тот день, когда умерла марусина кошка Дульсинея, в середине июня пошёл снег. Бабушка тогда успокаивала плачущую девочку, гладила по её прямым чёрным, как и шёрстка обмякшей Дульсинеи, волосам и приговаривала:
— Поплачь, внученька, всегда плачь, когда плохо. Смейся, когда хорошо. Целуй, когда любишь. Танцуй, пой. И плачь.
Ничего в себе не держи, отпускай на волю. Не позволяй чёрным мыслям душу твою светлую тронуть и захватить. Боли много, но радость всего сильней. Отпусти Дуську, она хорошую жизнь пожила. Котяток оставила, мышек погоняла, на воле побегала.
И тебя радовала. Вспоминай её только хорошим, светлым словом.
А ещё Маруся как-то всегда чувствовала других людей чуть глубже, чем они себя показывали. За агрессией она видела страх, за наглостью – неуверенность, за злобой – боль. И каким-то непонятным ей самой образом могла повлиять на них. Первый раз это случилось в магазине.
Они с мамой стояли в очереди на кассу, а перед ними складывал на ленту покупки высокий, огромный даже, хорошо одетый и приятно пахнущий, но не совсем трезвый мужчина. И что-то там случилось – маленькая Маруся сама не поняла, почему вдруг большой и сильный человек стал кричать на маленькую худенькую продавщицу с большими птичьими глазами за круглыми стёклами простеньких очков.
Продавщица пыталась что-то чирикать, объясняя и оправдываясь. Но большой коршун и слушать не хотел маленького воробушка. А Маруся вдруг почувствовала, какой он грустный и уставший, это большой человек. Как ему всё надоело, а ещё он хотел порадовать кого-то, к кому очень торопился.
И девочка прошмыгнула мимо растерявшейся мамы, которая вообще не терпела любых конфликтов и сразу замирала от чужого крика, и схватила мужчину за руку. А когда он изумлённо посмотрел на мелкую помеху и открыл уже рот, чтобы накричать на маму чужого и надоедливого ребёнка, то покачала головой и еле слышно прошептала «Не нужно, пожалуйста». И прямо ладошками почувствовала, как утекает из чужой шершавой руки что-то серое, грязное, некрасивое. И мужчина вдруг замолчал, смущённо улыбнулся, извинился перед перепуганной птичьей продавщицей и даже подарил ей коробку конфет из своих покупок.
И праздники Маруся воспринимала по-своему. Папа очень испугался, когда однажды притащил домой пушистую ёлку на Новый год, а маленькая дочка расплакалась и просила больше не убивать ёлочки. С тех пор ни одной живой ёлки у Маруси на Новый год не было. Она украшала квартиру своими рисунками, шарами и гирляндами.
А пока вся страна расставляла на столах закуски и хрусталь, бежала в тёмный вечер к тем площадкам, где ещё днём распродавали последних лесных красавиц, и, стирая кулачком застывающие на морозе слёзы, собирала прямо с асфальта и грязного снега обломанные ветки. Дома она ставила их в красивые вазы по всему дому, приговаривая какие-то ласковые слова, как будто утешая и успокаивая.
А сегодняшний праздник Маруся обожала. Тем более, что совсем рядом был её день рождения – всего через два дня. А в этом году Маруське исполнится целых семнадцать лет! Когда вся суета с подготовкой и украшением закончилась, девушка достала из шкафа праздничное платье – специально для этого дня купила ещё несколько месяцев назад. Оно было потрясающим.
Молочно-белого цвета лиф, расшитый белым и розовым стеклярусом. Шифоновые рукава-крылышки и многослойная юбка из фатина, переливающегося от белого к розовому, коралловому и персиковому оттенкам. Юбка спереди была короче и совсем чуть-чуть открывала коленки, а сзади спускалась до самого пола пышным хвостом.
В комплект к платью Маруся достала с полки бело-розовые крылышки и пластиковую волшебную палочку из детского карнавального костюма феечки. Белые жемчужные туфельки положила в пакет и со вздохом засунула свои изящные ножки в белых колготочках в тёплые сапоги на устойчивой подошве.
Всё же грустно, что на её любимый праздник почти всегда плохая погода – или слякоть с дождём, или гололёд, как сегодня. Ещё раз вздохнув и оглянувшись на бело-розовую комнату, Маруся выключила свет и выбежала в подъезд. Подружки уже ждут. Ещё неделю назад договорились с ними пойти в кафе, которое было марусиной тёзкой и которое по случаю праздника устраивало тематическую вечеринку и даже продлило свою работу аж до двух часов ночи.
За два квартала до «Маруси» на улицах стали появляться люди в костюмах, явно спешившие если не на ту же вечеринку, то явно на похожие. Мимо девушки пробежали два парня в тёмных плащах и цилиндрах. Навстречу прошла девчонка в платье, похожем на свадебное, вот только под распахнутой курточкой виднелось что-то ярко-красное.
На другой стороне улицы громко смеялась компания подростков в одинаковых жёлтых дождевиках поверх одежды и с ярко-красными воздушными шариками в руках. На ступеньках кафе стоял мужчина в фиолетовом пиджаке и раскрашенным ярко-оранжевой краской лицом.
Чёрным карандашом поверх краски была нарисована широкая улыбка, а глаза так жирно обведены, что казались круглыми провалами на оранжевом лице. Он вежливо распахнул для Маруськи дверь, а свободной рукой приподнял над головой старомодный цилиндр.
Открыто улыбнувшись приятному человеку, девушка впорхнула в фойе, сразу наткнувшись на толпу людей в маскарадных костюмах, по очереди занимающих фотозону. Вокруг большого изображения мрачного замка под белой луной были разбросаны тыквы самых разных форм и размеров, рядом стояла вырезанная из фанеры фигура оборотня на задних лапах, а с потолка свисали фигурки пауков и летучих мышей, паутинки, чёрные свечи с электрическими огоньками. Рядом на табуретке лежала чёрная остроконечная шляпа и мягкая игрушка в виде чёрного кота с зелёными глазами. В данный момент на фоне замка обнимались девушка, обмотанная бинтами поверх белых брюк и топа, и парень в чёрном костюме и резиновой маске какого-то зубастого чудика на голове – то ли гоблина, то ли зомби. Вокруг них стояло несколько вампиров, мертвецов и ещё какой-то нечисти разной степени наряженности – от полноценных сценических костюмов до отдельных элементов в одежде или гриме, намекающих на тематику вечеринки.
На другой стороне фойе около зеркала крутилась ведьмочка в чёрной короткой юбке-пачке и тёмно-бордовом корсете, в шляпе и полосатых носках, а рядом девушка в вечернем платье с окровавленной шеей и ртом.
— Ирка, Ларка! – окликнула их Маруся, на ходу стягивая с себя куртку и направляясь к гардеробу. – А вот и я!
— Ну, ты даёшь! – закатила глаза ведьма Лара. – Это что – костюм зефирки-убийцы? Вообще-то сегодня Хэллоуин, а не день влюблённых, ты на полгода ошиблась!
— Ой, не нравится — не смотри. – Тут же осадила подругу Ира. – У неё волшебная палочка, видишь! Будете с ней как светлая и тёмная ведьмы. Не нуди.
Маруська расцеловала подруг, сдала куртку и пакет с сапогами в гардероб и поправила тёмные волосы, ради праздника закрученные крупными локонами.
— Нам бы ещё волосами поменяться! – дёрнула она Лару за светлую прядь.
Девчонки процокали каблучками в зал и заняли место за одним из столиков, накрытых чёрной тканью. Стулья тоже были обтянуты чёрным, а сверху на спинках были прикреплены у кого паук, у кого сова, а у некоторых черепа со светящимися глазами.
Девушки заказали апельсиновый сок и картошку фри – денег у студентов было не так много, чтобы устраивать полноценный ужин, да и они шли сюда веселиться и танцевать, а не наедаться. Гостей становилось всё больше, музыка всё громче, девчонки уже нетерпеливо притопывали ногами, но на танцпол пока не спешили.
Ведущий отрабатывал свой хлеб, развлекая посетителей шутками с элементами чёрного юмора и мрачноватыми конкурсами. Наконец на небольшую сцену поднялась известная в городе местная кавер-группа, и толпа хлынула на танцпол. К столику девушек тут же подлетел парень в костюме Дракулы и элегантным жестом протянул руку Ларке. Та засмеялась и упорхнула вслед за чёрным плащом. Следом Иринку увёл какой-то высокий незнакомец с искусственным мехом на плечах и пластиковыми зубами, видимо, изображавший оборотня.
Маруся осталась за столиком одна и продолжала потихоньку тянуть апельсиновый сок, осматривая зал. Почти все посетители толпились на танцполе. Только через два столика от Маруси сидел мужчина, вообще непонятно каким образом оказавшийся на этом празднике. Высокий, стройный, можно сказать даже худощавый.
Смуглое лицо, тёмные волосы красиво и аккуратно зачёсаны назад, но некоторые пряди падают на лоб, немного закрывая один глаз. Дорогой тёмно-серый костюм и длинное чёрное пальто. Маруся осматривала незнакомца и не могла понять, почему ей никак не удаётся отвести от него взгляд. Это же неприлично – так пялиться на человека.
Но он был настолько необычен и неуместен здесь, что вызывал интерес. Хоть и вполне молод, но явно старше всех присутствующих – всё же наряжаться в костюмы нечисти предпочитала молодежь. Карнавальным костюмом пренебрёг. Ещё и пальто не снял. То ли ему холодно в уже довольно душном помещении, то ли собирается уходить с минуты на минуту.
Задумавшись, Маруся не заметила, что и незнакомец тоже смотрит прямо на неё. И лишь столкнувшись с ним взглядом, девушка вздрогнула и отвела глаза. Но что-то снова и снова как будто заставляло её возвращать внимание к загадочному человеку. В очередной раз столкнувшись взглядом с любопытной девушкой, мужчина приподнял бокал с тёмным напитком и склонил голову, как бы приветствуя её.
Губы его изогнулись в намёке на улыбку, но глаз она не коснулась. Они так же серьёзно и внимательно рассматривали Марусю, от макушки до белых туфелек, скользя по фигуре медленно и даже лениво.
От такого жеста внимания Маруся совсем растерялась, залпом допила остатки сока, чтобы смочить резко пересохшее горло, и буквально выскочила на танцпол. Подруги встретили её приветственным взвизгом, и некоторое время все трое весело прыгали и изгибались в такт зажигательным мелодиям. Ира пыталась выведать у подруги,
Показано 1 из 3 страниц
Источник: prodaman.ru
Преподобный Серафим Вырицкий: богатство и святость
3 апреля празднуется память прп. Серафима Вырицкого, до революции преуспевающего коммерсанта, владельца фешенебельных пушных магазинов в Петербурге, который вел дела с царским двором и с европейскими фирмами. После революции – монаха. Как складывались его отношения с деньгами, есть ли еще святые богачи?
