разновидность и форма профессиональной преступной деятельности, обеспечивающая не только удовлетворение жизненных потребностей, но и извлечение дохода, который используется затем на развитие преступного бизнеса.
ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО КРИМИНАЛЬНОЕ
(criminal business) форма профессиональной преступной деятельности, обеспечивает не только удовлетворение жизненных потребностей, но и извлечение дохода, который используется затем на воспроизводство преступного бизнеса. Как и всякое предпринимательство, оно означает ведение на свой риск и на свои средства какого-либо преступного дела с целью удовлетворения собственных экономических интересов.
Найдено научных статей по теме — 5
Малое предпринимательство, легитимное, теневое, криминальное
Добреньков Владимир Иванович, Афонин Юрий Алексеевич, Мост Елена Сергеевна, Акопян Диана Анатольевна
Социологические исследования, проведенные авторским коллективом, показывают,что в российском малом бизнесе наметился ряд негативных тенденций,стал складываться неблагоприятный предпринимательский климат, особенно в сфере производс
Криминальный бит — Бизнес
Криминальное предпринимательство как признак организованной преступности
Прозументов Лев Михайлович, Шеслер Александр Викторович
Рассматривается один из важнейших признаков современной организованной преступности криминальное предпринимательство. Сущность этого
Анализ типовых криминальных ситуаций при расследовании незаконного предпринимательства
Шляпников Юрий Васильевич
В статье анализируются типовые криминальные ситуации, складывающиеся при расследовании незаконного предпринимательства.
Источник: vocable.ru
«Когда добросовестный бизнес становится преступным»: интервью об экономических преступлениях в РФ
По статистике Судебного департамента при ВС, в 2022 году за преступления в сфере экономической деятельности было осуждено 10 тысяч 785 человек. Годом ранее эта цифра была значительно меньше. О том почему надзорные органы продолжают оказывать давление на предпринимателей, где находится грань между добросовестным и преступным бизнесом, а также о возможности полной декриминализации преступлений в сфере российской экономики «Сфера» поговорила с экспертом по налоговым и иным экономическим преступлениям, адвокатом, юристом частной практики Русланом Зафесовым.
Время прочтения: 10 минут
Тренд на современность
— С чем, по вашему мнению, связан рост нарушений законодательства в сфере российской экономики за последние несколько лет?
— Если посмотреть на статистику Верховного суда внимательнее, видно, что основной рост показателей произошел за счет преступлений против собственности, а именно краж, что вероятно связано с падением доходов и снижением уровня жизни населения.
ТОП-5 Нелегальных Бизнесов | Обзор Преступных Бизнес-Идей
Другой категорией дел, демонстрирующей рост, стали околоналоговые преступления. Из самых популярных составов можно отметить незаконную банковскую деятельность (ст. 172 УК РФ), преступления, связанные с незаконным образованием юридических лиц (ст. 173.2 УК РФ), и состав, в котором усматривается определенный тренд, — за неправомерный оборот средств платежей (ст. 187 УК РФ).
Увеличение количества таких преступлений объясняется тем, что оперативные подразделения МВД с марта прошлого года утратили возможность самостоятельно инициировать уголовные дела о неуплате налогов, поэтому заменяют их на смежные составы.
— Насколько сильным остается давление на бизнес со стороны контролирующих и надзорных органов? Сохраняется ли угроза фабрикации уголовных дел?
— В последнее время государство предпринимает меры по снижению такого давления. Об этом свидетельствует, например, усиление контроля прокуратуры за деятельностью правоохранительных и контролирующих органов по работе с предпринимателями, и сокращение проверок самой прокуратурой, а также иными государственными органами. Параллельно предпринимаются попытки либерализации уголовного законодательства в сфере противодействия налоговой преступности.
Однако, как это чаще всего бывает, это лишь одна из сторон медали. Никто не отменял статистических показателей работы правоохранительных органов, от которых на местах постоянно требуют роста показателей количества возбужденных и направленных в суд уголовных дел, а также увеличения суммы возмещенного ущерба, причинённого преступлениями.
Что касается так называемой фабрикации уголовного преследования, это явление сложно искоренить в отдельности. Тут необходима масштабная судебная реформа.
— Как бы вы определили черту, переходя которую добросовестный бизнес превращается в преступный? Где эта грань?
— Она лежит между незнанием законов и непониманием того, как функционирует контрольно-надзорная система. Так, например, различные схемы по оптимизации бизнес-процессов становятся преступными, когда казна недополучает налоги и сборы, или еще хуже, когда коммерческая организация претендует на возмещение налога в результате такой схемы. Не стоит надеяться на то, что надзорные органы все время действуют по единственному сценарию. Напротив, они развиваются в ногу со временем, формируют новые отделы, отвечающие современным трендам. Поэтому каждый предпринятый шаг в целях оптимизации, банкротства или дробления бизнеса должен быть осмыслен и юридически выверен.
На самотек
— В марте медиапространство сотрясалось от ряда уголовных дел против топовых российских блогеров, обвиняемых в неуплате налогов. С чем может быть связано столь пристальное внимание к медиа-селебрити со стороны надзорных органов?
— В этом году государство продолжило постепенную либерализацию законодательства в сфере противодействия налоговым и иным экономическим преступлениям. Напомню, что в марте прошлого года был изменен порядок возбуждения уголовных дел по неуплате налогов и, как я уже говорил, формально оперативники утратили возможность самостоятельно инициировать такие производства.
К сожалению, в полной мере «новый» порядок возбуждения дел не работает: правоохранители продолжают использовать материалы незавершенных налоговых проверок в рамках так называемого информационного обмена (п. 3 ст. 82 НК РФ). В профессиональном сообществе бытует мнение, что уголовные дела Валерии (Лерчека) Чекалиной и Александры Митрошиной были возбуждены, не дожидаясь окончания инспекции.
Сегодня государство все более активно в тех секторах экономки, где есть значительный оборот денежных средств. К тому же блогерская деятельность в РФ фактически не регулируется. Неудивительно, что в отношении блогеров стали возникать налоговые претензии, учитывая их демонстративное отношение к богатству и роскошному образу жизни. А при использовании примитивных схем налоговой оптимизации такие проверки – лишь вопрос времени.
— Первые уголовные дела — это только начало? Можно ли назвать происходящее «налоговой зачисткой» целого сектора экономики?
— Нет никаких сомнений, что мы вскоре услышим о новых производствах по неуплате налогов в отношении блогеров. Вообще налоговые претензии в отношении различных коучей и бизнес-тренеров возникали и раньше, однако не все из них завершались проверками, не говоря об уголовных делах.
— Схема дробления крупного бизнеса на несколько небольших, чем, к примеру, отметилась блогер Елена Блиновская, не является новой, давно известна налоговикам и достаточно легко вскрывается. Как считаете, бухгалтеры селебрити шли на осознанный риск, распределяя миллионы по разным ИП, или работали «по накатанным рельсам»?
— Обычно под дроблением бизнеса принято понимать создание видимости деятельности нескольких самостоятельных налогоплательщиков, прикрывающих работу одного. Делается это исключительно для сохранения возможности использования специальных налоговых режимов.
Стоит сказать, что довольно часто предприниматели, реализуя подобные схемы, не до конца осознают противоправный характер такой оптимизации и небрежно относятся к наступлению негативного сценария. Вполне возможно, что и в упомянутых случаях что-то подобное имело место.
— Почему бухгалтерам блогеров не удалось урегулировать ситуацию в досудебном порядке? Какие реально работающие механизмы для этого есть в российском законодательстве?
— Могу только предположить, что у них отсутствовал конструктивный диалог с налоговой. Скорее всего бухгалтеры и, возможно, налоговые консультанты, если таковые были, проигнорировали существование так называемых рабочих групп (ранее комиссии по легализации налоговой базы). Более чем уверен, что той же Блиновской предлагалось уточнить свои налоговые обязательства, при этом подобные суммы значительно ниже тех, которые впоследствии фигурируют в решении о привлечении к ответственности. Сама же проверка вполне могла быть пущена, что называется, на самотек.
А вообще самым действенным механизмом против налоговых доначислений является использование риск-ориентированного подхода в хозяйственной деятельности.
— Если исходить из логики действий, что для правоохранителей и ФНС важнее — вернуть деньги или наказать?
— И для налоговиков, и для следователей главным является возмещение ущерба, то есть уплата налоговой недоимки, пеней и штрафа. Именно этот статистический показатель своеобразным индикатором эффективности работы. Штраф же, с точки зрения налогового законодательства, считается лишь мерой наказания.
Если сравнить количество возбужденных уголовных дел по неуплате налогов и количество дел, направленных прокурору и в суд, очевидно, что в подавляющем большинстве случаев такие дела прекращаются следователями в связи с уплатной недоимки. При этом пока в отношении лица не будет вынесен обвинительный приговор по налоговому преступлению, он всегда будет считаться впервые совершившим неуплату.
Проще говоря: создал схему, уклонился и не заплатил налоги, и, если тебя уличили, погасил ущерб и опять все сначала. На это нам указывает Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 27.06.2013 № 19 (ред. от 29.11.2016) «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности».
— Какой сектор экономики может следующим попасть под прессинг ФНС?
— Предполагаю, что следующими в поле зрения налоговиков окажутся рестораторы и торговый бизнес, которые также активно используют искусственное дробление. Кроме того, ресторанный бизнес часто использует схемы, связанные с обналичиванием денежных средств.
Полная декриминализация
— Какие программы поддержки бизнеса, запущенные за последние три года, вы считаете наиболее удачными? Менее?
Конечно, этот вопрос следовало бы задать бизнесу, как конечному получателю «услуги». Со своей стороны, отмечу, что вполне позитивными оказались меры по либерализации уголовного законодательства в сфере экономических преступлений.
Можно вспомнить такие меры поддержки для бизнеса как субсидии за трудоустройство граждан, участвовавших в СВО, различные налоговые, таможенные и страховые льготы. Также это различные кредитные послабления, поддержка рынка труда и предупреждение безработицы. Почти все перечисленные меры действенны, однако для большей эффективности необходимо расширять политику протекционизма.
— Инициативу о запрете судам продлевать арест фигурантам «экономических» дел можно отнести к таким мерам? Кто вообще под нее попадает?
— Все вышеуказанные инициативы направлены не на тех, кому они больше всего необходимы. Последняя касается лишь экономических преступлений небольшой и средней тяжести, по которым и так фактически редко кто может попасть в СИЗО. Для того, чтобы оказаться за решеткой, необходимо либо нарушить ранее избранную меру пресечения, либо вообще попытаться скрыться от следствия и суда. При этом хочу отметить, что по налоговым преступлениям следствие довольно редко просит суд поместить обвиняемого под домашний арест.
— А насколько справедлива инициатива обязать работающих за рубежом инфлюэнсеров, которые «пилят контент» на иностранных платформах, платить НДФЛ с полученных в России доходов?
— На мой взгляд, если блогер находится за пределами РФ и публикует свой контент на иностранных платформах, во избежание недопонимания ему стоит позаботиться об открытии юрлица в той юрисдикции, где он фактически находится. При этом, если блогер получает доход через юрлицо, зарегистрированное на территории Российской Федерации, не вижу никаких предпосылок для освобождения его от уплаты налогов в бюджет.
— Резюмируя, скажите, какова вероятность полной декриминализации экономических преступлений в нынешних реалиях?
— Вы что! Я и мои коллеги тогда лишимся работы. Шутка.
Если серьезно, отечественная правовая система постоянно проходит через процесс декриминализации отдельных преступлений, в том числе, в сфере экономики. Взять, к примеру спекуляцию или незаконные операции с валютными ценностями. Однако полную декриминализацию, конечно, трудно себе представить.
Источник: legalacademy.ru
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫМ ФОНДОМ РАЗВИТИЯ ФИЛАНТРОПИИ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОГО ФОНДА РАЗВИТИЯ ФИЛАНТРОПИИ.
Филантроп
- Home
- Интервью
- «Это такой же криминальный бизнес, как попрошайничество». Как опознать лжеволонтёров
«Это такой же криминальный бизнес, как попрошайничество». Как опознать лжеволонтёров
Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом развития филантропии, либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда развития филантропии
Лиса Алиса и кот Базилик. Кадр из кинофильма «Приключения Буратино»
Наше общество только начало привыкать к тому, что благотворительность – норма. Но обычный воровской цинизм может подорвать доверие обывателей ко всему сектору НКО. Замаскированное под благотворительные сборы уличное попрошайничество – явление, кажется, достаточно новое.
Даже удивительно, что мошенники так долго тянули с этой идеей, ведь попытки подобных обманов в интернете давно уже стали привычными. Однако в Санкт-Петербурге именно в прошлом году активизировались люди, представляющиеся волонтёрами благотворительных фондов (как вымышленных, так и реальных) и вымогающие деньги у доверчивых и сострадательных прохожих.
Как правило, происходит это около станций метро. Но появилась и организация, противодействующая лжеволонтёрам. Создатели этой группы, Михаил Лебедев и Инна Сергиенко, сами – волонтёры со стажем. Михаил в основном работает в сфере помощи бездомным и малоимущим, Инна – в сфере защиты животных.
У сообщества есть группы во «ВКонтакте» и в «Фейсбуке».
Инна Сергиенко: С 2005-го по 2009 год я работала волонтёром в организации «Перспективы», в частности, в психоневрологическом интернате №3. И потом я продолжала время от времени заниматься гражданским активизмом, соответственно, у меня довольно много знакомых из различных фондов и волонтёрских организаций. Поэтому, когда некоторое время назад я стала видеть на улицах подозрительных людей, собирающих пожертвования, меня лично это очень задело — ведь я знаю волонтёрскую работу изнутри.
Что именно показалось вам подозрительным?
И. С.: Первым делом внешний вид этих людей и манера поведения. Однажды я подошла к таким ребятам и спросила, есть ли у них документы, на что они собирают пожертвования, есть ли у них опечатанные ёмкости для сбора пожертвований и, поскольку всё это происходило рядом со станцией метро, есть ли у них договор с метрополитеном на проведение их мероприятия.
Ребята ответить на эти вопросы не смогли. Да, часто такими вот сборами занимаются несовершеннолетние, которые не очень понимают, что отвечать на подобные вопросы.
А однажды, когда я стала задавать эти вопросы очередным вызвавшим у меня подозрения сборщикам пожертвований, появились двое молодых людей откровенно криминального вида и сказали мне прямо: «Ты что, проблем хочешь?» И тогда мне окончательно стало понятно, что это такой же криминальный бизнес, как попрошайничество с животными, с младенцами. Мои знакомые, которые тоже задавали вопросы таким якобы волонтёрам, рассказывали, что им приходилось слышать угрозы в ответ.
Так что моё мнение об этом явлении сложилось. А прошлой осенью я заметила особенную активность таких групп по всему городу. Мне кажется, самое опасное в этой ситуации — дискредитация благотворительности. Это отток огромных средств от тех, кто в них действительно нуждается, кто не сможет без них выжить — я имею в виду прежде всего больных людей.
Я написала об этой проблеме в социальных сетях, а поскольку полноценно заниматься ей не могу в силу личных обстоятельств, то попросила помощи. На эту просьбу откликнулся Михаил, который взял на себя координацию наших действий. Мы создали группы во «ВКонтакте» и в «Фейсбуке», где сообщаем обо всех новостях по этой теме. Кстати, нам пишут и другие люди, имеющие отношение к волонтёрству, которые сами заявляли в полицию на лжеволонтёров.
Как обстоит дело с активностью этих мошенников теперь?
И. С.: Они продолжают свою деятельность. После нескольких заявлений в полицию нам показалось, что они стали менее активны — в некоторых местах, где они были раньше, теперь их нет. Но возможно, что они просто перебазировались куда-то ещё, ведь «точек» много.
Что нужно делать, если ответы сборщиков пожертвований на элементарные вопросы об их деятельности вызывают подозрения?
Михаил Лебедев: Надо звонить в полицию. С мобильного телефона по номеру 102. Если вы не можете ждать прибытия наряда полиции, то по телефону нужно чётко сказать: «Я вижу нарушение закона, буду подавать заявление через интернет-приёмную, а вас призываю выехать по указанному мной адресу и пресечь незаконную деятельность».
Заявление через интернет-приёмную лучше подавать сразу непосредственно в ГУВД. ГУВД обязательно отдаст заявление в территориальный отдел полиции. Но одно дело, если вы придёте в отделение и заявите сами, совсем другое дело, если заявление поступит из ГУВД, возможно, даже с какими-то комментариями от начальства. Так что от этого может быть даже больше пользы.
Потому что полиция не любит такие заявления. Объяснить это я могу тем, что очень сложно найти организаторов таких мошеннических групп. Дети, которые занимаются сбором денег, часто организаторов вообще не знают — знают только какие-то номера мобильных телефонов. Мобильный телефон можно отключить, можно выкинуть сим-карту… Так что организаторов надо искать по-серьёзному.
А масштабы ущерба от такой деятельности тоже доказать трудно — хотя эти люди получают довольно много денег, но чтобы доказать, что они наносят крупный ущерб, нужно иметь пострадавших приблизительно на 1.5 миллиона рублей. Только после этого полиция возбудит уголовное дело.
До тех же пор полиция будет рассматривать деятельность этих мошенников, как административное правонарушение, предусматривающее всего лишь небольшой штраф. Например, штраф за незаконную коммерческую деятельность — от 500 до 2000 рублей. Надо сказать, что настоящие благотворительные фонды проверяются очень серьёзно, скрупулёзно.
А мошенники работают без всяких документов, и полиция ещё и не хочет их задерживать. Настоятельно рекомендую не писать заявления на самих сборщиков пожертвований. Писать заявление надо на организаторов. И полиция должна этих организаторов разыскивать. Проводить расследование — это задача полиции.
И. С.: Бывает, что сотрудники полиции, когда граждане пытаются подать заявление на мошенников-лжеволонтёров, «включают дурачка» и говорят: «Ну и что? А какой они закон нарушают?» Когда я хотела заявить на лжеволонтёров, продающих шарики, то делала акцент на том, что они занимаются незаконной коммерческой деятельностью. Но полицейские говорили: «Так они вроде не продают, а дарят…» Я не думаю, что полиция имеет с этого какой-то «навар», просто это не очень серьёзное преступление — «Никого же не режут, люди сами отдают деньги». И это одна из причин, почему полиция не хочет заниматься проблемой вот такого мошенничества.
По вашим оценкам, сколько такие мошенники могут зарабатывать в день?
М. Л.: В зависимости от количества «точек». Сколько они зарабатывают, можно только предполагать. У них на одной «точке» обычно около 10 человек. Кстати, для нормальной благотворительной организации это очень много. А у мошенников на одной «точке» бывает и 15 человек, и больше.
Мы общались с теми, кто когда-то работал на организаторов таких сборов, и они рассказывали, что могли «заработать» до двух — трёх тысяч рублей в день — это было 20% от их выручки. Соответственно, можно предположить, что 10–15 тысяч собирает один человек, а если их десять, то, надо полагать, что на одной «точке» в день мошенники могут собрать 100 тысяч рублей. И если у них по городу 10 «точек», то миллион за день они зарабатывают.
У вас есть предположения по поводу того, кто может быть организатором таких сборов?
М. Л.: Это люди, имеющие отношение к миру криминала. Пример: когда я занимался попрошайками, то выяснил, что около каждой станции метро есть «смотрящий» — представитель криминальных структур, следящий за безопасностью попрошаек и всех остальных, кто на эти структуры работает. Также «смотрящий» следит, чтобы на его территорию не заходили попрошайки со стороны.
Мы никогда не сталкивались с тем, что попрошаек курирует полиция. Полиции просто не хочется с этой сферой связываться.
Как отличить настоящего волонтёра, действительно собирающего пожертвования на благое дело?
М. Л.: Если действительно осуществляется сбор пожертвований на благотворительность — не важно, организацией или частным лицом — то у собирающих должна быть запечатанная ёмкость для денег. То есть ёмкость должна быть опечатана пломбой и закрыта на замок, на пломбе должна быть печать организации, осуществляющей сбор, и подпись директора или главного бухгалтера.
Пустая копилка и запечатывается в присутствии директора и ещё одного или нескольких представителей организации, при этом составляется акт. В акте указывается, для чего запечатывается копилка, на какие нужды предполагается собирать деньги, а также дата последующей выемки собранных денежных средств.
Если стационарные копилки установлены, например, в магазинах, то рядом висит копия лицензии фонда, акт об установке копилки, возможно, иные документы фонда. Если копилка переносная, то у человека, который её держит, должны иметься в наличии все эти документы. Также в акте должен быть указан адрес местонахождения копилки — по закону она прикрепляется к конкретному адресу.
Если человек стоит на улице, то он должен находиться непосредственно возле того дома, который указан в качестве адреса копилки. На волонтёре должно быть надето что-то, подтверждающее его связь с фондом, для которого он собирает средства. Если организация проводит акцию, то она старается сделать так, чтобы её волонтёры были максимально заметны в толпе. То есть должен быть, как минимум, значок с эмблемой организации. И ещё: все пожертвования не передаются напрямую нуждающимся, а перечисляются на счёт в банке, а значит, должны быть платёжные документы.
И. С.: С некоторых пор появилось правило, что у волонтёра фонда должно быть удостоверение, подтверждающее его сотрудничество с этим фондом. Лжеволонтёры, которых мы об этом спрашивали, обычно говорили: «Вообще, удостоверение у меня есть, но я сегодня его забыл».
Вот вы озвучили эти правила сейчас, объявили о них в социальных сетях. Что теперь мешает мошенникам лучше маскироваться под настоящих волонтёров?
М. Л.: Всё это сложно осуществить технически. Но смысл — вот в чём: мы призываем всех, кто собирает пожертвования, соблюдать правила. Если, даже собирая пожертвования по правилам, те или иные люди не будут перечислять эти средства настоящим нуждающимся, это будет уже совсем другое дело.
Единственный способ точно узнать правду — это позвонить в фонд, на который ссылаются волонтёры, и спросить, проводит ли этот фонд акцию по сбору средств. А единственный способ полностью оказаться вне подозрений — это действительно перечислять средства на благотворительность.
Если же мы будем подозревать, что та или иная организация перечисляет на благотворительность меньше, чем заявляет, то будем писать уже в прокуратуру. А прокуратура уже будет проводить аудиторскую проверку. И в случае каких-то нарушений будет возбуждено уже уголовное дело.
То есть те, кто вообще не хочет заниматься благотворительностью, скорее всего, не будут заниматься ни подделкой документов, ни их оформлением — ведь это, во-первых, дополнительные сложности, во-вторых, уже другая степень ответственности. А пока что речь идёт только об административных правонарушениях. Поэтому им выгоднее работать на низовом уровне. Увы, полиция в должной мере не осуществляет свою деятельность по охране общественного порядка, и тем самым даёт возможность мошенникам особенно не напрягаться.
Какие задачи ставит перед собой ваша волонтёрская группа, кроме разоблачения конкретных лжеволонтёров?
И. С.: Одна из наших задач — информировать обычных граждан. Чтобы они знали, что свои деньги они могут пожертвовать непосредственно в благотворительные организации. Мне кажется продуктивной идея расклейки информационных листовок. Но как выяснилось, некоторые люди не хотят, чтобы им открывали глаза.
Они рассуждают так: «Я отдал 100 рублей, будучи уверен, что делаю доброе дело. А вы мне рассказали, что я лох. И я расстроился. Вы меня вывели из зоны комфорта. Я пожертвовал деньги, и мне «фиолетово», куда они пошли». Но всё-таки большинство людей хочет помочь конкретным больным детям, например.
Что и используют мошенники, выдавая очень жалостливые истории. Ведь почему человек не жертвует в нормальный фонд с хорошей репутацией? Потому что он вообще про это не думал. А тут он идёт на работу и видит фотографию больного ребёнка — он жалеет ребёнка, отдаёт какие-то деньги. На это и рассчитывают мошенники.
М. Л.: Так что рассказывать о мошенниках очень важно. Чтобы граждане всё-таки задумывались о том, куда они отдают свои деньги. Если деятельность мошенников перестанет приносить им тот доход, который они имеют сейчас, они перестанут этим заниматься. Правда, тогда они придумают что-то ещё, и будет нужно бороться уже с этим.
Кстати, когда мы создали группу против лжеволонтёров, на нас вышли некие люди, которые обвинили нас в том, что мы сами занимаемся таким родом мошенничества, а кампания против мошенников — это наша попытка убрать конкурентов. По всей видимости, это как раз представители организаторов этих мошеннических сборов.
Нам предлагали не лезть не в своё дело, не разочаровывать жертвователей. Когда поняли, что этим нас не пронять, стали писать: «Зачем вы задерживаете волонтёров? Они ни в чём не виноваты. Идите в полицию, пишите заявления на неизвестных организаторов, а волонтёры пусть работают». Но, хотя на самих лжеволонтёров заявления писать не надо, задерживать их надо обязательно.
Как правило, лжеволонтёры — несовершеннолетние. И если несовершеннолетний задержан и приведён в полицию, отпустят его, только когда за ним приедут родители или опекуны. Либо он поедет в спецприёмник, а потом им будут заниматься органы опеки и попечительства.
И. С.: Мошеннические сборы — это ещё и вовлечение несовершеннолетних в криминальную деятельность, то есть уголовная статья. И некоторые из этих детей сами — жертвы мошенников. Кое-кто из них обращался к нам и рассказывал, что искренне думал, что участвует в настоящей благотворительной деятельности.
А некоторые из этих детей — явно уличные и сами нуждаются в помощи, в реабилитации. Организаторы мошеннических сборов развращают детей, учат их получать деньги при помощи обмана. У этих организаторов есть группы в социальных сетях, где они открыто используют такие термины, как, например, «стричь лохов».
То есть они подают эти группы, как посвящённые благотворительности, но постепенно проговариваются. А социальные сети им нужны потому, что среди лжеволонтёров большая ротация, и организаторам надо постоянно набирать новых сборщиков денег. Используют организаторы также и сайты, предоставляющие информацию о вакансиях, на этих сайтах они заявляют, что ищут промоутеров.
Источник: philanthropy.ru