Артем Темиров («Кооператив Чёрный») уехал из России, но его бизнес действует и помогает НКО
Артем Темиров развивал в России кофейный бизнес и кофейную культуру. С началом военных действий он переехал в Европу. О том, как 24 февраля разрушило планы развития в России, об открытии кофейни в Тбилиси, выходе на европейские рынки и почему малый бизнес должен поддерживать некоммерческие проекты в тяжелые времена, предприниматель рассказывает Дарье Бурлаковой.
Это одно из интервью спецпроекта «Своё дело в СВО-времена».
Онлайн-интервью журналиста Дарьи Бурлаковой с сооснователем «Кооператива Чёрный» Артемом Темировым
Название проекта: «Кооператив Чёрный»
Год основания: 2013
Деятельность: Обжарка и продажа кофе через собственные онлайн-магазин и кофейню, а также оптом
Основные источники дохода:
B2C (продажа кофе частным лицам): 80%
B2B (продажа кофе барам, ресторанам, кофейням, до недавнего времени — на маркетплейсах): 20%
Количество сотрудников до и после 24 февраля 2022 года: 22/17
БИЗНЕС ИДЕЯ ИЗ АЗИИ, КОТОРОЙ У НАС ЕЩЕ НЕТ! БИЗНЕС! #shorts
О жизни и бизнесе до и после 24 февраля
— Начнем с фактологического вопроса — где ты сейчас находишься и почему?
— Я прямо сейчас нахожусь в Афинах, в Греции, потому что когда началась в**** (спецоперация.— “Ъ”), моя жена сказала, что если мы не живем в Киеве (жена Артема гражданка Украины.— “Ъ”), то мы живем в Афинах. Она всегда хотела жить в Афинах.
И для меня это было каким-то облегчением, потому что у меня не было никаких мыслей о том, где жить, куда ехать, и была эта конечная точка — Афины. Три с половиной месяца мы вместе пытались сделать мне документы. Это было не очень просто. Но мы их получили, и в июне приехали сюда и с тех пор здесь живем.
— Мы будем общаться о настоящем и о будущем. Тем не менее, чтобы аудитории было понятно, от чего мы отталкиваемся в этом разговоре, расскажи, пожалуйста, о своем проекте, о вашем бизнесе. «Кооператив Чёрный». Что это такое, чем вы занимаетесь, как давно, какая бизнес-модель. Если мы бы с тобой общались до 24 февраля, что бы ты рассказал об этом?
— До 24 февраля это была, я бы сказал, компания с социальной миссией. Но если говорить про бизнес, это обжарочная компания, кофейная компания, которая обжаривает кофе, сорсит его. Мы продавали его через собственную кофейню, через онлайн-магазин, продавали в другие кофейни и в маркетплейсы. Планировали в этом году выход в одну большую сеть супермаркетов. Вот такой бизнес.
Мы существуем с 2013 года, проделали очень большой путь. Начинали мы как велокофейня: такая маленькая стоечка у нас была, мы приезжали на колесах на маркеты, которые тогда только появлялись, и варили там кофе. Одними из первых в России мы заваривали его всевозможными способами, которые назывались тогда в России «альтернативные», то есть V60, кемекс, аэропресс, сифон. Потом у нас появилась маленькая кофейня, потом — большая кофейня. А в этом году, в январе, мы наконец-то открыли собственный обжарочный цех, потому что до этого на протяжении восьми лет мы арендовали обжарочный цех.
ТАКОГО БИЗНЕСА У НАС ЕЩЕ НЕТ! БИЗНЕС ИДЕЯ! #shorts
Вот если кратко, то вот так. Мы сами ездили в Эфиопию, покупали больше половины всего нашего кофе напрямую от фермеров из Эфиопии, Колумбии, Гватемалы. В общем, такой кофейный бизнес был до 24 февраля.
Выйти из полноэкранного режима
Развернуть на весь экран
Кофейня «Кооператив Чёрный» находится в Лялином переулке в Москве
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
— 24 февраля стало переломным моментом для всех, кто живет в России уж точно. Можешь ли ты вспомнить этот день? Как он поменялся в связи с началом военных действий на территории Украины. Обсуждали ли вы их как-то с командой, были ли внеочередные собрания, как вы вели работу в этот день?
— 24 февраля я помню очень хорошо во всех деталях. Мы, начиная с ноября, планировали, как будет развиваться компания в следующие пять лет.
И 24 февраля на 11:00 или на 12:00 у нас была назначена встреча, где мы должны были утвердить уже окончательно весь план и начать его реализовывать — впервые в истории нашего бизнеса искать инвестиции, потому что мы никогда не были готовы привлекать инвестиции в компанию. В какой-то момент мы поняли, что развиваемся медленнее, чем весь рынок, и начали планировать, что мы будем делать и как. И 24 февраля у нас должна была быть встреча, чтобы это все утвердить. До этого в десять утра у меня была другая встреча — я планировал купить кофейню, которая закрылась после ковида.
Я хотел там сделать пекарню — у меня был проект по ресоциализации заключенных. Вот эти две встречи должны были быть.
Я проснулся утром и получил огромное количество сообщений от своей жены и от своей мамы. Моя жена тогда находилась в Киеве — она должна была улететь оттуда через несколько дней, но в тот момент она была там.
Я первым делом позвонил ей, она сказала, что идет к родителям, и дальше ничего не понятно. На заднем фоне звенели воздушные тревоги. В общем, я с ней поговорил, понял, где она, какой у нее план. Дальше мы должны были с ней созвониться. Я поехал на встречу. В десять утра. Мы должны были финально договориться обо всех условиях покупки этой кофейни, передачи документов.
До этого был долгий процесс согласования, это была уже финальная встреча. Я на ней сказал, что я этого делать не буду, вероятнее всего, что мне нужно в любом случае хотя бы две недели, чтобы подумать, посмотреть.
Я отлично помню, что человек, с которым у меня была встреча, сказал, что все будет нормально, сейчас все закончится, бизнес в России в любом случае будет развиваться, куда деться и так далее. Я сказал, что так не думаю, что я, вероятнее всего, в ближайшие дни уеду из России, и маловероятно, что я вернусь и буду делать какие-то новые проекты. И он дал мне время подумать.
Оттуда я поехал на встречу со своими партнерами по «Кооперативу Чёрный», где мы должны были обсудить планы развития на следующие пять лет. И уже на этой встрече я четко сказал, что я сегодня же вечером возьму билеты и в ближайшие несколько дней уеду, и что никакого развития, которое мы обсуждали, я не вижу. Они все, их двое, тоже не были готовы обсуждать развитие в том формате, в каком мы хотели это делать.
Следующие несколько часов я общался со своей женой, пытался найти машину, чтобы она уехала из города, не было бензина, были очереди за бензином и так далее. Она не хотела уезжать. В общем, много часов провел я вот так, общаясь с разными родственниками из Украины, потому что у меня много родственников в Украине.
Никакого экстренного собрания с коллективом в этот конкретный день не было. Собрание с коллективом было уже через несколько дней. Было не просто собрание.
«Никто не запретит нам торговать пирожками» Предприниматель Дмитрий Потапенко о том, как развивать бизнес в современной России
В рамках работы Общественно-экспертного совета по предпринимательству при партии «Яблоко» состоялась лекция управляющего партнера Management Development Group, в прошлом — генерального директора сети «Пятерочка» Дмитрия Потапенко. Предприниматель, не стесняясь в выражениях, рассказал о состоянии торговли в России, перспективах отрасли и о том, как выжить бизнесу в неофеодальном обществе. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.
Где мы и что нас ждет
В ближайшие пять-семь лет абсолютной нормой будет стагфляция (стагнация и инфляция одновременно — прим. «Ленты.ру»), которую мы наблюдаем сейчас. За ближайший год мы не прожрем наш Стабфонд и Резервный фонд (хотя это зависит от того, как будут бомбить в Сирии и какие будут расходы), но за ближайшие два-три года фонды легко можно угробить.
Основная проблема с кризисом заключается в том, что это не кризис — настоящий кризис был в 1998 году. Тогда произошло резкое падение рынка, новый шестисотый Mercedes продавался за 12 тысяч долларов, а выбивание денег из обанкротившегося Инкомбанка происходило при поддержке бандитов и их крыши в погонах. Нас, предпринимателей, тогда принудили вкачать бабло в государственные краткосрочные облигации (ГКО), а потом сказали, что это просто бумажки.
Нынешние люди во власти более разумные, они сделали правильный финт и теперь могут везде говорить, что государственного долга нет. Это правда, но только государственные корпорации должны столько, что если произойдет дефолт какого-нибудь «Газпрома», мало не покажется.
Они очень талантливые, и с точки зрения владения языком им можно позавидовать. Нам обещали, что налоги повышать не будут? Их не повышают. Ведь сбор Ротенберга (система «Платон») — это не налог, социальные отчисления — это тоже не налоги. Велик и могуч русский язык!
В дальнейшем нас также ждут различные «отчисления», «сборы» и другие магические слова, но в конечном итоге это будет лишь ухудшать наше с вами положение.
Что делать в этой ситуации? Понятно, что в условиях падения покупательского спроса в тех сферах, которые я знаю (ретейл, DIY-ретейл, общепит, производство продукции), нужно уходить в не просто низкий, а в экстремально низкий ценовой сегмент. На сегодняшний день существуют две стратегии, способные сохранить компанию на плаву.
То, что произошло в 2014-2015 годах, — тектонические изменения на рынке покупательских предпочтений. Потребитель сейчас покупает не товар, а калории, если мы говорим о продуктах питания, так же, как он покупает не строительные смеси, а симулякр этих смесей. Не надо предъявлять претензии к покупателю, когда он хочет за условные 50 рублей приобрести качественный товар, стоящий 200 рублей. Потребитель покупает симулякр качества, и предпринимателю придется следовать этому желанию, выдавая «качественный» товар по низкой цене.
В такой парадигме предприниматели будут обязаны работать ближайшие пять-семь лет, потому что «завтра» никаких политических изменений, как некоторые надеются, не произойдет. Я далек от политических розыгрышей, особенно когда все федеральные оппозиционные партии финансируются из бюджета. Это не исключает каких-то локальных побед оппозиции, но в целом никто ничего поменять не даст.
В этой системе есть единственный плюс — изменения в ней происходят по принципу СДД: «сожрите друг друга». Количество точек противодействия внутри нее велико, она, как черная дыра, пожирает сама себя. Кто-то сможет на этом сыграть, а кто-то нет, но надо к этому подходить рационально, а не эмоционально, потому что люди, которые включают эмоции, начинают отрываться от реальности.
Задача предпринимателя — быть ближе к экономике, а экономика — это математика. Грубо говоря, дважды два — четыре, и здесь нет никаких минусов или плюсов. Старайтесь рассчитывать свои действия, исходя из этой логики.
Вторая стратегия — это работа с легендой: вы продаете не сам товар, а принадлежность к классу товара. То есть продаваться будут калории и легенда, все, что посередине, станет уходить с рынка, потому что те, кто раньше был средним классом (чиновники и люди в погонах), сваливаются в очень дешевый сегмент. Если мы говорим о населении, работающем на бюджетных предприятиях, оно будет сваливаться в нищету или гипернищету.
Что произошло на переломе 2008 и 2015 годов? Было 18 миллионов человек, проживающих за чертой бедности, сейчас их 22 миллиона. Если говорить о народных бунтах, то их не будет. Причина в том, что федеральными телеканалами запущен идеальный идеологический мем — «кругом враги, нефть упала». Он объясняет, почему становится все хуже, и на нем можно ехать очень долго.
Немного о средних и мелких предпринимателях в этой системе. Понятно, что есть бизнес и бизнесмены, которые отсасывают бюджет, и они не имеют никакого отношения к конкуренции. Вход во власть и в такой бизнес — инвестпроекты, когда ты инвестируешь определенные деньги, а потом получаешь на кормление ту или иную область.
Наша задача — лавировать и не попасть под эти «переставляемые контейнеры». Ниша сужается, но нас с вами до конца не дорежут. Кому-то нужно будет чистить ботинки, кормить работников госучреждений, что-то ввозить и вывозить — бизнес есть и в Сомали, наконец. Конечно, это деградация с точки зрения страны, и вы можете переживать по этому поводу, но надо понимать, что поведение курицы не влияет на поведение лисы.
«Федеральные сети будут отбирать сдохших»
Федералы, транснационалы, естественно, станут подбирать подыхающих, — не мелкий бизнес, а средний. Это будет происходить потому, что один крупный супермаркет оборачивает в день от одного до шести миллионов рублей, а гипермаркеты типа «Ашана» вообще в день имеют миллион посетителей, и поэтому ларьки для них не конкуренты.
Если мы говорим о подъедании федералами регионалов, то это подъедание не стометровых магазинов, а региональных сетей, объектов от трехсот квадратных метров. Это точно не наша проблема. Наша проблема заключается в том, что мы, предприниматели, ведем себя порой не лучше, чем наша власть. В каждом регионе стоит вой, мол, пришли москали и отжимают мелкий бизнес.
Предел мечтаний предпринимателя — забежать к губернатору и рассказать ему, что, вот, пришел «Ашан», «Икея», «Леруа Мерлен», и мы сдохли. Но подыхают-то только индивидуальные предприниматели (ИП).
Теперь посмотрим на эту ситуацию с точки зрения потребителя, власти и поставщика. С точки зрения поставщика будет большой рынок сбыта. Производителю нужно будет делать не сто единиц ассортимента, а одну единицу товара для гипермаркета. Посмотрим с точки зрения власти на инвестиции в регион — они у гипермаркета будут в разы выше, чем у мелких и средних предпринимателей.
Гипермаркет не станет сидеть ни на каком ИП, он будет сидеть на общей системе налогообложения, соответственно поступления в бюджет возрастут. Люди получат стабильное рабочее место с карьерной лестницей. Транснациональный игрок запрессует регионального игрока более низкими ценами, и в течение пяти минут покупатели предадут нас (мелкий и средний бизнес).
Подъедание федералами среднего бизнеса, который менее эффективен, происходит еще и потому, что он не может распозиционироваться с федералами. До тех пор, пока мы не найдем свою нишу, мы будем не нужны. Ни в одной стране мира никакому бюргеру не приходит в голову впихнуть ассортимент Aldi (немецкая сеть магазинов-дискаунтеров) в 50-метровый магазин и ждать покупателя.
У нас это постоянная ситуация, когда маленькие магазинчики почему-то считают своим конкурентом «Ашан». Надо понимать, что одни покупают глубину ассортимента, другие — ширину ассортимента, есть те, кто покупает бренд, и те, кто покупает цену. Пока у вашего магазина не будет ключевых показателей, вам нечего делать на рынке.
О «ночи длинных ковшей» в Москве
Поведение властей в отношении ларьков очень правильное с точки зрения нормального «ахошника» (начальника административно-хозяйственного отделения, — прим. «Ленты.ру»), которого поставили во главе города. Раньше в Москве была 31 тысяча предприятий розничной торговли, стационарных — 18 тысяч, нестационарных — 13. Это 30 тысяч балбесов вроде нас, которые постоянно что-то требуют: дайте место, дайте электричество, убирайте улицы. А начальнику АХО это надо?
Поэтому сейчас нестационарных осталось три тысячи. Высвободилось 20 тысяч человек, которых надо пристроить. Их лучше поставить на биржу труда и держать за причинное место тем, что выдавать или не выдавать им пособие. Когда люди говорят, что ларьки сносят в угоду какого-то другого бизнеса, они не понимают логику АХО.
Сейчас самый идеальный бизнес для такого начальника — это кладбище. Поэтому власти делают механистически все правильно, а мы, предприниматели, попадаем под этот каток.
О торговле с Китаем
Торговать с ними можно, мы оттуда завозим колокольчики, бубенчики и прочую ерунду. Можно ли туда отправлять товар? Скорее всего, нет. Я всегда привожу два примера для понимания философии китайцев. Первый: Китай почти никогда не вел завоевательных войн, но почти всегда ассимилировал победителей.
Второй: в китайском языке нет слова «нет». Оно звучит как «не да» (это очень важно, когда вы будете вести переговоры с китайцем). В течение двух дней вы общаетесь, пьете чай, а самые важные вопросы решаются в последние 15 минут — обычная ситуация, потому что китайцы живут исходя из дзена. Они не стремятся обмануть.
Вот пример из моего опыта: я купил у китайцев полтора вагона стержней, 90 процентов из них не писали. Когда я приехал разбираться, они меня просто не понимали: «Ты получил стержни? — Да, но они не пишут. — А где в контракте написано, что должны писать?» И теперь, когда мы заказываем в Китае крючки для колбасы, то пишем контракт на 350 листов. Каждое правило, которое не подкреплено контрактом, они трактуют в свою пользу, зарабатывая на этом деньги.
Поэтому с китайцами работать можно. Позорно то, что в китайском городе Шанчжи 15 лет назад было 200 тысяч жителей и земляные дороги. Сейчас там небоскребы и 15 миллионов человек. Можем ли мы назвать хоть один подобный город в России?
Импортозамещение и гуано
В этом вопросе важно определиться с понятиями. Когда мы говорим, что у нас есть отечественная картошка, мы забываем, что посевной материал на 90 процентов голландский. В каждом отечественном продукте от 20 процентов импортной составляющей.
Безусловно, появились симулякры продуктов. Яркий пример: сыры, которые на самом деле не сыры. Если привезти сейчас в Россию импортный продукт, наши сыры бы и рядом не стояли — ну не умеем мы их делать. Надо это признать, так будет честнее, чем говорить, мол, посмотрите, мы сделали сыр.
Чтобы бегать на Олимпиаде, надо тренироваться. Надо вытаскивать сюда мастеров, оборудование, и только после этого через 10 лет мы начнем делать что-то похожее на сыр. Китайцы — хороший пример. Мы в 90-е были такими же дебилами, как и они, только они это признали. Сейчас все изменилось: приезжаешь на выставку, стоит Mercedes, а вокруг него 50 китайских клонов.
В России есть хоть один аналог Mercedes? У нас полностью исчезли группы товаров, вместо них появилось какое-то гуано, которое условно можно назвать отечественным.
Что выгодно продавать за рубеж
Основная проблема в торговле с Западом состоит не в ослаблении рубля, а в том, что мы не соответствуем их стандартам. В Германии, условно говоря, огурец стандартизируется по количеству пупырышек и длине. Внимание, вопрос: кто из нас готов под эти стандарты лечь? Мы можем сколько угодно рассказывать, какая у нас экологически чистая земля, но это, опять же, окажется враньем. Наши промышленные предприятия сливают и сжигают всякую дрянь, поэтому говорить, что мы выращиваем экологически чистые огурцы, пусть и в 50 километрах от завода, — вранье.
Куда пойдет разоренный средний класс
Он не станет бороться за свою политическую субъектность. Все будет существенно жестче и примитивнее. Подобные нам люди пойдут на биржу труда, потому что, в первую очередь, нужно решать вопрос о том, что жрать. Государство, феодальная структура, предложит работу в госучреждении (понятно, что без допуска к разделу бюджета). Можно вернуться в предпринимательство, но мелкотравчатое — никто не запретит нам торговать пирожками.
В феодальном государстве говорить о политической альтернативе бессмысленно. Есть феодалы, вассалы, сюзерены и крестьяне. Мы — крестьяне, когда нас прижимают, мы вилы достаем, но если есть заказ, то нам головы спилят. Хождения бизнесменов к левым, правым — всего лишь выпуск пара, игрища. У нас есть только одна «партия»: это администрация президента.
Но феодализм и каменный век закончились потому, что система пожрала сама себя. У нас медленно происходит то же самое.
Я часто сталкиваюсь на эфирах с депутатами, и в кулуарах они тыкают в меня пальцем и прямо говорят: «Чего ты кипешишь? Прежде всего, ты никто, деньги мы имеем не от тебя, какой бы ты хороший налогоплательщик ни был, а из недр. У нас есть не только нефть и газ, у нас есть территория, вода, лес, квоты на воздух. У нас есть еще, чем торговать». Этого хватит на их жизнь и жизнь их детей.
Они относятся к жизни цинично и прагматично.
Ученье — свет или тьма?
Для образования предпринимателей у нас отсутствует стандарт. Как я его вижу: ко мне как к предпринимателю должен приходить ректор экономического вуза и говорить, мол, у меня есть определенное количество студентов, давай сделаем, что тебе нужно? Условно говоря, оценка объекта с точки зрения покупательских предпочтений.
Когда клиент приходит на объект, нужно отследить его перемещения, понять, как он выбирает. Вот эти студенты на основании цифр пишут работы, после этого потенциально ты выбираешь одного из ста, который идет к тебе. Ректор на основании полученных у меня данных пишет учебный стандарт, являющийся приложением к экономике.
У нас сейчас все наоборот. В ведущих вузах есть специальность «товароведение», там на стенде до сих пор висит валенок в разрезе (и я не шучу). А чему товароведов нужно учить? Навыкам коммуникации. Умение работать с клиентом на точке — главный навык.
У нас же в 90 процентах случаев, как только появляются два человека в подчинении, «предприниматель» напяливает корону на голову: «я стратегией занимаюсь и клиентов не касаюсь». С какой стати? Клиент — прежде всего, и если он хочет лузгать семечки и ругаться матом, значит, ты тоже садишься на корточки и ругаешься матом. Сервис должен быть соответствующим пониманию клиента.
О милитаризации экономики
Процитирую Карла фон Клаузевица: война ведется для достижения мира на наиболее приемлемых для победителя условиях. Мы ведем несколько войн и давно уже должны получать некий профит от них. Люди ложатся кишками за то, что делают политики, и мы вкачиваем определенное количество денег в каждую кампанию.
Если раньше, когда империя расширялась, мы получали какие-то богатства, то сейчас что? Мы стали лучше или безопаснее жить? Нет.
Я вылетал в этом году из Мюнхена, читал российские новости: исламисты сорвали рождественские праздники в Европе, Мюнхен был среди городов, где сорвали праздник. Я сижу в аэропорту, там ноль полицейских, меньше, чем на станции метро «Тропарево». Все живут тихой, спокойной жизнью. Мы готовы обсуждать, что происходит в Кельне, но не готовы обсуждать, как два пацана насилуют девочек в московской школе. Мы должны заботиться о себе и решать проблемы здесь, а о жителях Кельна позаботится госпожа Меркель.
О проблеме пальмового масла
Транснационалы не должны производить «качественный» продукт. Объясню, почему в кавычках. Слово «качественный» не существует в природе, потому что пальмовое масло — это не плохо и не хорошо, это обычный ингредиент, а основная проблема заключается в том, что у нас нет разделения на техническое и пищевое пальмовое масло. Поэтому у нас существует подмес.
Если, как сейчас предлагают, ввести акциз, то это поднимет цену, но фальсификат не исчезнет. Федералы будут торговать тем же продуктом задорого, мелкий бизнес от этого не поднимется. Как такое происходит на Западе? Это исключительно нишевая история.
Маленький товаропроизводитель там объединен в кооперативы, не существует мифологического производителя и мифологического ретейлера. Там товаропроводящая цепочка будет всегда состоять из семи звеньев: производство, переработка, упаковка, транспортная логистика, складская логистика, комплектовочная логистика, реализация.
Наша основная проблема состоит в том, что у нас нет этих проводящих цепочек, и поэтому маленький товаропроизводитель никогда не должен быть в гипермаркете. У такого производителя должна быть «сетюшечка», где покупатель приобретает не товар, а премиальное «качество». Если ты хочешь иметь его, то ты переплачиваешь за него в маленьких сетюшечках, а если хочешь получить экономию бюджета, приходишь в гипермаркет. Это нормальное разделение клиентов. Нельзя противопоставлять один канал сбыта другому.
Как выжить бизнесу в неофеодальном обществе
В феодальном государстве бизнес всегда будет служанкой на потребу феодала. Активно развиваться он начнет только тогда, когда изменится политическая система. Сейчас у нас коллапсирующая система. Нужно ли делать что-то в рамках политики? Может ли какая-то альтернативная сила добавить ускорения этому процессу?
Бригада
Что, у голубого негра не может быть клевой тачки что ль?
Не найдут твою голову — отвинтят мою. Че делать, сам не знаю. Хоть убей.
Жизнь моя не дороже вот этого вот песка.
Если про меня или кого-то из вас скажут, что он фуфло, ну, зачем тогда жить? Верно?
— Я сам завязал, сам и развяжу.
— Да пупок ты себе развяжешь!
И запомни. Мы с первого класса вместе. И за все, что мы делаем, мы тоже будем отвечать вместе. Ну, пойми, ну, мы бригада!
Зачем нам собака? Стиральную машину сторожить?
Ты знаешь, какой самый главный плюс у собаки, который больше, чем все остальные минусы? Собака не будет сначала тебе в любви клясться, а потом… потом по чужим койкам прыгать.
С ней еще кельты воевали.
Кто дает взаймы в семье?
Кто с пером к нам придет, от ствола и скопытится.
Ты прям певец. Муслим Кобзон.
— Да я головой могу стены ломать!
— Только не у меня в кабинете, пожалуйста.
— Вот это встреча на Эльбе.
— Картина Репина «Не ждали».
Пойдем со мной в институт, комиссию пугать!
— А как собачку вашу зовут?
— Веня.
— Веня? Ты не кобель, Веня, ты с@%а.
Да какие экзамены? Зона — твой университет: 8 лет строгача минимум, пойми.
По-любому, сдаться всегда успеешь.
Присаживайся пока что. Сядешь потом.
Да я голову ломаю, как тебя отмазать, а ты бабам ботинки ремонтируешь!
Кто-то в этом мире явно против тебя, Сань.
С гимнастками не сложилось, остались тяжелоатлетки.
У молодца не без голодца.
Пуля — дура и я дурак.
Сваливать надо, сваливать. За Уральский хребет.
— Клянусь, что никогда и никого из вас я не оставлю в беде. Клянусь всем, что у меня осталось. Клянусь, что никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь, и никогда не откажусь от своих слов. Клянусь. Клянусь.
— Клянусь.
— Клянусь.
— Клянусь.
— Я договорился. Будем сниматься.
— У «Интуриста».
— Везде бардак. Даже в кино. Слушай, то ли дело у фашистов. Везде ордунг унд арбайтен.
— А мы их сделали и с ордунгом, и с унд арбайтеном. И Гитлер капут.
Лучше птичка в руках, чем перо в одном месте.
— Рад с тобой познакомиться. Очень много слышал о тебе.
— Да? А я о тебе — нет.
Кожа хорошая, как в салоне BMW.
Лучше голову. Голова еще 40 секунд соображает.
У меня такое ощущение, как будто я кашалот, а вы гарпунёр.
Ладно, опричники, собирайтесь, поехали.
Чурбанчик ты мой ненаглядный!
Музыка — дело жестокое. Кровавое.
Алмаз требует соответствующего фона.
— Ты кого хочешь?
— Сверхчеловека хочу.
— Зло всегда возвращается злом.
— Я не делаю зла, я живу.
— Значит, твоя жизнь — зло?
Кудряво живете, молодежь!
Тебе какой чай, длинный или короткий?
А ты в курсе, что на скрипке черти играют? Дьяволы.
— Мне надоело каждый раз вздрагивать, когда я подхожу к дверям.
— А ты не вздрагивай.
Грибники обнаружили, сволочи. Нароют, а нам расхлебывай.
Слышь, друг. Здесь сидят влиятельные люди, они говорят, чтоб ты шел на хер.
Оленька, вы талантливы, как молоток, так что идите преподавать.
Ты не понимаешь, что мы с тобой живем в разных измерениях?
Но рожать я как, в бронежилете буду?
Война — херня, главное манёвры.
Почему я сам не догадался? Потому что я чурка.
Я куплю это место и буду здесь жить.
— Это таджик?
— Он считает себя иранцем.
Здоровье супруги — здоровье твоих детей.
Чтоб не отделываться глупыми ответами, не задавайте мне глупых вопросов.
Оленька, ну, ты же музыкант. Надо быть как-то свободнее.
— Я хожу с тобой, как лунатичка. А если сорвусь?
— Я рядом.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Ой, маленькая моя, не дай Бог тебе так же.
Сейчас кого ни спроси, все солнцевскими откликаются.
Учтите сразу: воспитание ребенка я возьму в свои руки. Хватит и одного бандита в семье.
Чужим на нашей земле ловить нечего.
Если души не умирают, значит, прощаться — отрицать разлуку.
Вообще-то субъект — приличная с@%а.
Саша, что вы, как лорд Байрон? Идите к столу, вас все ждут.
Неисчерпаемая игра в теннис. Я вот 70 лет уже играю, но все еще тайны не постиг.
Какая броня, мы теперь легальные люди! Купи себе «Версаче» и не парься.
Жизнь налаживается! Растем, как бамбук.
Бывают расклады, когда ты играешь, а бывают — наоборот, когда играют тебя.
Политики, как теннисисты, приходят и уходят.
Лучшая жилетка — бронежилетка.
Зато у меня нервы, как стальные канаты.
— У нас что, по телевизору только про братву?
— Ну, почему? Еще про Чубайса и «Поле чудес».
Чем круче ты подымаешься, тем больше в тебе лажи.
Если человек когда-то не начинает сам решать вопросы, он навсегда может остаться подай-принеси, понимаешь?
Знала бы моя первая учительница, в какую задницу попадет Витя Пчелкин, ставила бы мне одни пятерки.
— Могут стрелять по мне, а зацепят вас.
— Я вам говорил, что у него маразм.
— Фил, я говорю серьезно.
— Саша, это общее дело. И потом, мы с первого класса вместе.
— И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе.
— И во всем этом дерьме прикрываю вас я.
— Бригада!
— Сейчас Чечня такой ключик… К таким замочкам… Сам потом благодарить будешь.
— Я так поблагодарю, мало не покажется.
Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет.
Но я баба, а не железная лошадь. Я закончила консерваторию, у меня богатая внутренняя жизнь! И вообще не трогай меня, я истеричка!
— Андрей Кордон. Акула шоу-бизнеса.
— Саша. Кит-убийца.
— А вы — хищница?
— Нет, млекопитающее.
Я, когда выпью, такой орангутанг, перед людьми неудобно.
Ну, всегда от кого-нибудь зависишь.
А назад пути нет, это как в самолете: не выпрыгнуть, заднего хода нет, сел и летишь.
Был бы ты моей женой, я б тебе сказал: «Что ж ты, с@%а, мне всю жизнь испортила?!»
Да все политики с@#%и, надо ж просто грамотно их развести, чтобы их интересы совпали с твоими.
Пока мы в связке, ты неприкасаем.
— Сколько за ночь?
— Слушай, больше десяти не получается.
Государство — это мы.
Успеешь. Мне 70, и то я не тороплюсь.
Они же упрямые все, как ослы египетские.
Диагноз… Да я… хрен его знает, у него мозги наружу.
Если бы Володя-опер не сложил свою хитрую бошку в Чечне, то я бы точно знал, кто. А так — не знаю…
У женщин, которые спят с чужими мужьями, начинаются проблемы с яичниками.
Чистые натуралы — жлобы. Согласен?
В России нельзя нормально работать, в России можно только выживать.
— Ты его заберешь только через мою голову.
— Не волнуйся, ты мне живая нужна.
— Оль, ты все сделала хорошо.
— Самое страшное, что да.
А давайте Белову язык отрежем, зажарим и съедим?
Ты объясни, это человек сломался или аппаратура?
— Подождите, туда нельзя.
— Мне можно!
Еще одна жертва аборта.
Вглядитесь в эти глаза и вспомните, какие крутые я вам бабки плачу.
Один человек попадает в водоворот, а другой бабочек коллекционирует. И так будет всегда, потому что это жизнь.
Я по натуре не толстовец, вашу мать! Буду давить!
— Давай с тобой выпьем за то, без чего бы мы вообще не прожили.
— Я за баб не буду, они все с@#%и.
