В последнее время появилось много так называемых «православных бизнесменов» – от простых торговцев до банкиров и биржевиков, которые чувствуют себя достаточно комфортно и в бизнесе и в православии. Их позиция такова: бизнес – это просто работа, такая же, как, например, подметание двора. Церковь ведь не осуждает дворников как класс? Так почему тогда к бизнесменам должно быть какое-то особое отношение?
Эти «православные бизнесмены» часто имеют духовников, которые успокаивают их совесть, благословляя их деятельность, освящая им офисы и получая «пожертвования на Церковь», или «административный ресурс». Таковые любят приводить примеры святых, которые были торговцами, цитировать высказывания типа «не прибыль портит человека, а человек прибыль» и т.д.. Свои неудачи в бизнесе они объясняют своими проступками, а удачу – результатом молитв (они действительно истово молятся перед началом каждого трудового дня, в офисах у них повсюду висят иконы, а для сотрудников вводится «православный дресс-код»). Интересно, что все они, как правило, пытаются оправдать употребление чуждого для русского уха слово «бизнес», объясняя, что оно означает «дело» и ничего плохого в этом слове нет.
Русская православная церковь — обратная сторона веры — Антизомби на ICTV
В подобных рассуждениях и поступках трудно не заметить фальши. Формально все выглядит правильно и красиво, но нет ответа на вопрос: ЗАЧЕМ? Зачем христианину заниматься бизнесом? Ответ апологетов «православного бизнеса»: прокормить семью. Но возникает следующий вопрос: где граница необходимого и сверхнеобходимого? И какие для этого средства хороши, а какие – нет?
Практически не видно бизнесменов, которые поставили бы себе предел и остановились на достигнутом, даже если достигнутый уровень значительно превзошел бы их прошлые ожидания. А «православные» бизнесмены в отношениях с клиентами и партнерами зачастую ведут себя так, что хочется иметь дело с обыкновенными неверующими или даже с иноверцами: они хоть не используют православную риторику для оправдания собственной безответственности, и среди них больше действительно честных и отвечающих за свои слова людей. По опыту скажу, что особую проблему в деловых отношениях составляют «воины церковного рынка» – торговцы церковной утварью и книгами. Есть особый цинизм в поведении человека, ведущего себя так, что «если есть Бог, и батюшка благословил, то мне все позволено».
Лет двадцать пять назад открыто объявить себя православным означало расстаться с мирской карьерой, а бизнес в нашей стране был под запретом. Теперь же и то, и другое престижно. У нас ведь теперь и Президент, и премьер, и депутаты – православные. А в кремлевской столовой в посты подают рыбу с хреном.
Быть бизнесменом – выгодно, православным – выгодно, а «православным бизнесменом» – выгодно вдвойне. Неужели же после этого настоящий бизнесмен, который не упустит и гроша, не станет православным?!
Русская культура всегда воспринимала дельца-купца как грешника, на эту тему есть много пословиц: «Продай душу в ад – будешь богат», «Богатство перед Богом — большой грех», «Богатому черти деньги куют», «Деньги копил, да нелегкого купил», и при этом очень мало поговорок с противоположным смыслом. Можно вспомнить произведения Достоевского, Лескова, Островского и других русских писателей, подчеркивающих несовместимость русского мироощущения, основанного на Православии, и «бизнеса». И строительство купцами храмов, которое любят приводить в пример наши апологеты «православного бизнеса», лишь подтверждает это. Чувствуя внутреннее противоречие («когнитивный диссонанс»), купец давал деньги на храм, пытаясь хоть так загладить свою вину перед Богом.
История РПЦ. Власть. Бизнес. Вера
Цели занятия бизнесом для большинства людей и в прошлом и настоящем – стяжание власти и/или стяжание богатства для удовлетворения запросов падшей природы человека. А вера и Церковь часто служит лишь средством, или «крышей», поэтому «православные бизнесмены» часто жертвуют часть прибыли на Церковь как плату за собственную безопасность. Как просто: «отстегнул» десять процентов с прибыли, «заплатил налоги и спи спокойно» – чем не индульгенция? Часто священники, потакающие таким бизнесменам, объясняют свои действия попыткой «воцерковить» бизнесменов, боязнью случайно отогнать их от Церкви, мол, «грядущего ко мне не изжену вон» и т.п. А на деле потаковщики-духовники постепенно сами становятся участниками этого «бизнес-процесса», от которого потом так трудно отказаться.
Конечно, есть отдельные предприниматели, для которых бизнес – просто работа, призвание, но таких, даже среди православных, единицы.
Современный бизнес прямо и косвенно не может не нарушать Божьих и церковных заповедей, и эти нарушения логично неизбежны, потому что бизнес является своеобразной религией века сего (в лучшем же его проявлении – религией протестантизма, как это заметил социолог Макс Вебер), со своими богами, заповедями, обрядами. Поэтому предпринимателю, желающему быть по-настоящему православным, приходится всегда «плыть против течения» и постоянно бороться с бурей искушений. А гореть в огне и не сгореть – практически невозможно. И данная статья не о них, а скорее о тех «православных предпринимателях», которые вполне довольны жизнью и не видят никаких противоречий между бизнесом и Православием.
Из всего сказанного нельзя делать вывод, что православным не нужно заниматься бизнесом. Если все православные предприниматели бросят свои дела, раздадут имущество, или пойдут работать «на дядю» – вряд ли это будет исполнением воли Божией. На мой взгляд, нужно для начала понять, что в данном вопросе существует весьма непростая проблема. И нельзя ее упрощать путем осуждения бизнеса как занятия недостойного христианина с одной стороны и оправданием бизнеса как обычной работы – с другой. И проблема эта требует осмысления.
Сергей Поляков, председатель Православного Братства Священномученика Ермогена, экономист, предприниматель
Источник: ruskline.ru
Церковь — это бизнес? Священник из Рыбинска рассказал, что отпугивает народ от православия
Мифы о православии развеивает священник из Рыбинска Алексей Зорин.
Сегодня он рассказал, почему некоторые считают что церковь — это бизнес и объяснил, почему это не так.
— Человек не хочет ходить в церковь так как он заходит в интернет и видит ту грязь, которую пишут про священнослужителей. Там пишут, что священники ездят на иномарках, епископы грешат, да и вообще церковь — коммерческое мероприятие. Что на это ответить? Мы живем в век информации, но ее нужно тщательно анализировать. Да, какой-то процент вполне справедлив.
В каждой конкретной ситуации нужно разбираться. Важно понимать насколько вы готовы верить сплетням. Как говорил Достоевский — нам проще когда других в чем-то обвиняют, ведь так мы чувствуем себя лучше. Также хочу отметить, что принято говорить, что наша церковь святая. Что это значит?
Церковь это мы с вами все. Перед Христом мы все равны. Это доверие слухам и сплетням должно быть очень аккуратным. Мы понимаем, что мы не хотим слушать сплетни про себя и своих близких, но мы рады обсуждать известных и медийных людей. Церковь святая потому, что она основана Богом. Это ее важное свойство. Все, кто ходят в церковь, — борются со своими грехами и страстями.
Грех священника никак не отражается на другом человеке.
Подписывайтесь на наш Телеграм-канал.
Источник: yaroslavl.bezformata.com
Литургия: общее дело или частный бизнес?
Протоиерей Павел Великанов о реалиях музейных и жизненных
Приблизительное время чтения: 5 мин.
Код скопирован
Прочитал статью Андрея Зайцева «Что делать мирянину на литургии?» – и как-то грустно мне стало. Да нет, автор здесь ни при чём: статья очень хорошая, искренняя, правильная.
Только вот когда стоишь перед Престолом и возглашаешь ектенью об оглашенных – очень трудно избавиться от постоянно приходящей мысли, где бы взять этих оглашенных, чтобы было, о ком молиться, а не просто выказывать своё почтение строгому соблюдению богослужебного устава – даже в тех моментах, где смысла уже не осталось. И тут же – а вот в храме стоит сейчас непраздная юная женщина, у которой ой как всё непросто, и не только потому, что это – впервые: о ней Церкви как молиться?
Как о «болящей»? Но разве беременность у нас теперь считается «болезнью», с которой надо бороться? Тогда может быть молиться «на начало всякого благого дела»? Так вроде как само «начало» уже успешно свершилось! «На всякое прошение?» Тоже как-то уж слишком универсально. А других молитв, направленных на поддержку этого немощного сосуда, оказавшегося в самом лучшем состоянии – «при исполнении» – как это ни странно, у нас нет.
Да и вопрос не только в беременных: сама жизнь сегодня выталкивает людей в храм с огромным количеством проблем и бед – не в молитве ли найдется разрешение? А в наших требниках есть молитвы над солью и сосудом осквернившимся – зато молитвенных последований о реальных проблемах нашего современника почти что и нет. Зато есть и целая ектенья, и молитва о несуществующих оглашенных, которых потом диаконы громогласно вроде как «изводят» из храма Божьего, чтобы не мешали «полноценным христианам» молиться. И ничего тут не скажешь: хороший пример верности музейному византийскому православию, и только.
Странно ли это? Увы, нет. Почему-то так случилось, что к началу ХХI века наша Церковь пришла в состоянии хронического многовекового испуга – как бы чего не вышло. И на самом деле – не выходит, как ты ни старайся, какие бы циркуляры ни издавались, какими бы прещениями духовенство ни вдохновлялось!
Именно этим объясняется стойкое нежелание большинства церковного народа не то что перемен или коррекций – но даже содержательного разговора по самым актуальным, насущнейшим темам церковной жизни. Стоит открыть рот – и тебя тотчас одарят с братской любовью ярлыками «либерала», «обновленца», «кочетковца», «западника», а то и вообще поставят под сомнение твоё право священнического служения. И не потому, что ты такой плохой на самом деле, а только за дерзость покуситься на неприкосновенность «традиции» – на том бо и стоим! И если посметь убрать ектенью об оглашенных, добавив в сугубую ектенью десяток молитвенных прошений, связанных с нуждами конкретных прихожан – не сомневаюсь, архиерею быстро расскажут о том, как на приходе службу безбожно сокращают.
Разве не здесь, в боязни повернуть богослужение лицом к жизненным, а не музейным, реалиям, и скрывается тот самый нерв, о котором пишет Андрей Зайцев? Едва ли будет прихожанин скучать на службе, когда увидит, услышит, всем нутром прочувствует: сейчас вся церковь, и каждый, кто в ней стоит – о нём молится, о нём «мили ся деет», и не «вообще», а очень даже «конкретно» и «предметно».
И дело здесь вовсе не в том, что нашему современнику катастрофически не хватает в храме Божием «интерактива», «включённости» в «богослужебный процесс»: беда в том, что он не воспринимает само богослужение как его, прихожанина, дело.
Какими-то чуднЫми судьбами литургия из «общего дела» превратилась в частную «работу духовенства» – которому и предписано «обеспечивать» богослужение всем необходимым для оного. Одним словом, «духовный бизнес» – то есть «дело». Богослужение стало чужим, профессиональным «процессом» – и место прихожанина в этом «процессе» – материальное обеспечение через внесённую копеечку в церковную кружку. И только. Приходит верующий в храм, свечку поставил, копеечку положил – помолился, сколько сил хватило – ну а дальше «отбывает» молитвенное послушание, пока там батюшки чем-то правильным и душеполезным занимаются.
Конечно, самое трудное – и в то же самое время самое главное на богослужении – молиться. Не надо от этого убегать ни в «интерактив», ни в общее пение, ни в какие-то иные способы «интеграции»: любой регент вам расскажет, как трудно совмещать управление хором и настоящую молитву. Плохо, когда служба «пролетает» так, что её и незаметно: молитва была и всегда останется трудом, который «незаметным» не бывает, к которому если себя не принуждать, молитва так и останется бесплодной. Но это – область личной нравственной ответственности и духовной культуры каждого, переступающего порог храма. Однако есть нечто, что оказывает сильнейшее влияние на общее настроение, на сам дух прихода вне зависимости от личных качеств приходящих.
Автор статьи прав, что нельзя – да и не надо – «сделать всех прихожан-мужчин алтарниками, а женщин – певчими». Но всеми силами надо стремиться к тому, чтобы каждый прихожанин воспринимал храм как родной дом – и не потому, что Я туда хожу вот уже 20 лет – а потому, что здесь Богу регулярно отдаётся часть моей жизни: и не только в финансовом эквиваленте и времени, затраченном на богослужение.
Ведь Церковь создаётся не белокаменными стенами и дорогими иконостасами, а единством душ тех, кто идёт ко Христу. И доколе это «частный бизнес» – между человеком и Богом при посредничестве священника – это, конечно, основа религиозной жизни – но ещё совсем далеко не христианство и тем более не Церковь.
Даже если этот «частный бизнес» происходит в самом что ни на есть православнейшем храме. Насколько точно описал преподобный авва Дорофей главный критерий реального приближения к Богу: если ты не становишься ближе к окружающим тебя – ты явно двигаешься не к Богу.
Пока между прихожанами не выстроились «горизонтальные» связи, пока чужая боль и радость не стали в том числе и твоими – мы в пространстве «православной религиозности», но не в Церкви Христовой. Потому что когда нога гниёт, а остальное тело ничего не чувствует – значит, у тела – паралич. Но Тело Христово – по обетованию Спасителя – всегда живое, тёплое, чуткое – а не коматозное. И если для нас главная ценность в Церкви – индивидуальный VIP–коридор спасения – с нами что-то не в порядке в самой глубине.
Фото Владимира Ештокина.
Источник: foma.ru