Некоторые говорят, что родина их не кормит. Но это как посмотреть. Жителям Вологодской области не досталось золота и нефти — зато за килограмм клюквы здесь дают от шестидесяти рублей. Мужики из Устюженского района уже несколько лет живут собирательством и ни на что не жалуются. Художник, учитель, компьютерщик, пенсионер — всех их объединяет желание личной независимости и отвращение к обязаловке. Для них родина спрятала в болоте шанс на нормальную жизнь
Фото: Юлия Гутова
Любят родину
Через бескрайний мох прямая колея, болотоход подминает мелкие сосны. В кузове семеро мужиков, в прицепе полипропиленовые мешки — в таких инкассаторы носят деньги. Мужики повысовывались из дверей на ходу, смотрят в землю, ищут.
— С чего начинается ро-одина? — круглолицый Сашка закатывает глаза к небу. — Кхэ-хэ! Вот она, родина! Милые сердцу леса-а, боло-ота!
Сзади за прицепом вскакивают, как чертики, примятые нами сосны. Семеро мужиков ищут клюкву, чтобы собрать ее и сдать в пункт приема по шестьдесят рублей за килограмм. Мы выехали из Устюжны промозглым звездным утром. До места тряслись два часа на уазике, еще час болтаемся по топям в болотоходе. Никто не поддерживает Сашкино восхищение родиной.
— Тут наши грибы-ы. Наши я-агоды… — писклявит Сашка, а все напряженно молчат.
— Почему ты говоришь «наши ягоды»? — спрашиваю. —Клюква разве твоя?
— А, она бесхозная. Валяется и валяется. Но соберем — будет наша.
— Тогда американец тоже может прийти и собрать. И получается, ни при чем тут родина.
В углу оживляются.
— Ну не-ет! Клюква наша! — перекрикивает гул машины усатый Юра. — Американец сюда не пойдет.
Усатый Юра улыбается загадочно:
— Смысла не увидит.
— Если говорить по-русски, просрали родину, — еще более загадочно включается в разговор голубоглазый пенсионер дядя Гена. Смотрит с провокацией.
— Не все же просрали, — утешаю его. — Вот скажите, природа в Устюжне красивая?
— Ага, — отвечает дядя Гена.
Ищут клюкву
Чтобы найти клюкву, надо влезть в болото по уши. Высокий седой Володя — бригадир. Высунувшись в окно, он курит трубку. Это его уазик, на котором он завез нас сюда, его болотоход, на котором мы теперь ищем ягоду. Полдня болтаемся, а ее все нет.
Сезон клюквы начался седьмого сентября, говорят, она «на концах», да и вообще этот год не урожайный.
— Бывает, едешь, ищешь, хоть бы ягодку увидел, — говорит бригадир Володя. — Потом р-раз — клюква вокруг тебя! Она кругом. Начинаешь собирать и не знаешь, за той кочкой есть еще ягода или нет, она может р-резко закончиться, и опять та же история. Стой!
Это бригадир Володя кричит всем остальным. Потому что он увидел. Нашел. Кругом клюква. Мужики хватают ведра, мешки и вмиг разбредаются во все стороны, в тоскливые болотные дали. Утопают в мокром мху по щиколотку.
Долго стоять на месте нельзя, увязнешь.
— Экстремальные условия, — пыхтит трубкой Володя. Он сторожит технику, а потому даже в поисках ягоды далеко не отходит. — Я одно время с женской бригадой работал. Но надоели мне их капризы. Только мужики настоящие сборщики. У мужиков азарт такой есть, собирательский. Понимаешь? Вытащить ягоду из болота.
Да-да, мы — десант! — смеется гордо. — Группа быстрого реагирования на клюкву.
Работы в Устюженском районе нет, разве что в местной колонии — надзирателем или заключенным. Зато повсюду пункты приема ягод и грибов, которые теперь конкурируют друг с другом за хороших сборщиков и стараются платить больше.
До бизнеса дошло, что ягоды в болоте растут бесплатно, лицензий на сбор никаких не надо, а морсы, варенья и просто мороженые дары болота охотно покупают в магазинах. Ягода едет в город, потом в райцентр, потом в Москву; по пути она превращается в напитки, начинки пирогов и в немалые деньги. Потому что, например, клюкву у народа принимают от шестидесяти до ста рублей за килограмм. А в московском интернет-магазине она стоит все триста.
— И пешком ходят, без машины, но много так не соберешь, — пыхтит Володя. — Все за ягодой идут, совсем затоптали болото.
Рассуждают о воле
На бригадире Володе утепленные штаны, несколько слоев свитеров, шерстяные носки — тут сырость и холод, а сидеть весь день. Резиновых сапог хватает, потому что тут не топко, а иначе понадобились бы болотные, чтобы ходить по колено в воде. Володя взбирается на крышу болотохода. Отсюда видно, кто куда ушел.
— У меня несколько человек в бригаде настоящие сборщики, профессиональные, — говорит бригадир. — А что тут такого? Хоть профессии такой, вроде, нет, а они сборщики от бога. В день могут принести по четыре-пять мешков. Представляешь? А остальные, кто с нами ездит, — срез со всех социальных слоев.
Один товарищ у нас был из аппарата управления районом, чиновник. Вот такой бугай, щеки красные, здоровый — собирал хоть бы что, подрабатывал в отпуске. Жену, тоже из аппарата, с собой брал. Ездила с нами сотрудник дэпээс. Сутки на посту дежурила, двое — за ягодой. А прошлый год с нами ездил начальник государственной инспекции маломерных судов.
Потому что у него навигация кончилась.
Володя подходит к машине и наливает из термоса приготовленный женой горячий чай. Ягодный сезон длится до пяти месяцев — друг за другом идут черника, брусника, морошка, клюква. Последняя приносит больше всего дохода: она не давится, не портится, и собирать получается много. В сезон работают без выходных, если не произошло ничего чрезвычайного.
Выезжают в семь утра, возвращаются около восьми вечера, болтаются в транспорте по три часа в одну сторону. И так каждый день.
— Понимаешь, тут вольные люди, — бригадир Володя достает бутерброды, приготовленные женой. — Не хотят они работать на государство, на дядю. Вольнолюбивые. Свободолюбивые. А не то что так: пошел на работу, дали тебе четыре тысячи окла-ад и горбатишься. От и до эти восемь часов, не-е. Это, — показывает взглядом вокруг, — лучшая жизнь! Едешь и знаешь, сколько заработаешь.
Люди подбираются: кому не нравится — уходит, с кем сработались — остается.
Бригадир Володя на самом деле пенсионер. Он сидит посреди болота и всерьез хочет, чтобы я поверила в его лучшую жизнь. Правда, бутерброды вкусные. В молодости Володя работал водителем, потом художником-оформителем. Потом создал с друзьями кооператив, делал памятники.
Три года работали, но прогорели из-за налогов.
— Куда бы ни устроился, ни для кого не секрет — все в частных руках! — кряхтит Володя как настоящий пенсионер. — А частник, всем известно, сначала заплатит, чтобы привлечь рабочую силу. А потом постепенно выжимает из сотрудников соки. Уменьшает зарплату. И живет себе, дома строит. А бедолага наемник горбатится.
Я так в свое время наработался, хватило. Вот мы и перешли на подножный корм. Я двадцать лет ягодой занимаюсь, нигде больше не работаю. Меня всегда тяготила вся эта принудиловка. Что ты обязан, должен, а если опоздаешь, тебя премии лишат.
Обязаловка вот эта вся! В которой и смысл не всегда есть. А если ты не любишь, там, ходить к одному времени — не работай! Занимайся тем, чем ты хочешь, чего душа требует. Я так и делаю. Когда захочу встану.
Куда захочу пойду. И на хлеб себе всегда заработаю. Красота! Пришло время, и пенсию, никуда не делись, правда, маленькую, но дали. И ничуть не жалею.
Мне деньги приносит, как сказать… не работа, а труд.
Ставят эксперименты
Заросшее мхом болото пышное, мягкое, как рыхлое тело. Тугие красные шарики клюквы обсыпали его, как присосавшиеся, уже напившиеся крови клопы. Наша бригада собирает пластмассовыми ковшами. Подставляешь ведро, а ковшом счесываешь в него клопов. Слышно, как они, падая, стукаются о пластмассовые стенки.
И как шуршит ковшик о мягкую кожу болота. Со всех семи сторон мужики — согнулись в три погибели и чешут.
На высоком лбу интеллигентного Олега глубокая складка напряжения, морального и физического. Он кидает в прицеп болотохода свой первый за сегодня мешок. Выпрямляется в изысканной позе.
— Перформанс! — объявляет. — Писатель Сорокин со свиньями, а я с клюквой!
— А что, — удивляюсь, — со свинями?
— Ферма у него свиная была. Так, баловство.
По образованию Олег зоолог, по занятиям переводчик, учитель, историк и полиглот. Он живет с друзьями в деревенском доме, занимается со школьниками историей и языками. И переводит со шведского книгу про короля Карла Двенадцатого.
— Это мы пробуем, — Олегу немного неудобно, что его видят в такой обстановке. — Эксперимент, сбор ягоды. За работу переводчика платят частями, это дело небыстрое… А тем временем надо как-то подзаработать.
— Как это, — спрашиваю, — вы в Вологодскую область забрались?
Устюжна старинный, красивый, но по всем признакам забытый богом город. Здесь остаются жить заключенные из местной колонии, которая красуется колючей проволокой почти в самом центре.
— Не всем хочется жить в больших городах, я бы в Москве не остался, — приподнимает брови Олег. — Я вот в Сибири жил. Но она мне надоела, теперь хочу в Европе.
— Вот это — Европа?
— В этой бригаде мужики, наверное, даже не пьют.
— Почему, — друг Олега художник Афоня, тоже интеллигентный, кладет в прицеп свой мешок. — Есть люди, у которых здоровье такое, что они постоянно работают и постоянно пьют. Только позавидовать можно, они — счастливы. Зарабатывают деньги и тратят их ровно на то что им хочется!
Любят работать
— Вот Саша наш этот… — бригадир Володя тоже собрал немного ягод, а теперь рассказывает про своих мужиков по очереди, начав с круглолицего Саши, который по дороге сюда так восхищался красотой болот. — Мы его называем «двадцать четыре часа», говорит непрерывно. Наверно, и сны сам себе комментирует. Задержавшийся в детстве. Навсегда.
Был таким сколько его помню, а ведь ему почти сорок! Он же не рабатывал в жизни, кроме как вот это, с нами сейчас. В армии не был. Ну, нормальные люди, в основном, не так же делают? А он не был в армии. Брат его старший — другое дело. Тот нормально.
Пошел в армию. Отработал, нормально. Сгорел в собственном доме.
— Пьянка с сотоварищами. Дом сгорел. А отец потом на погорелом месте дом тот опять отстроил. Для Сашки. Вот умер отец, год назад его убили.
По пьянке.
— Сашкиного отца, тот нормальный был мужик. А у Сашки — руки из задницы. Ничего в доме не делает. Что было папкой сделано, в том и живет. Нормально не работает. Ну, че-то там подрабатывает, с компьютерами, какие-то программы… Непонятное что-то…
Приходит круглолицый Сашка, радостный. Он не пьет и не курит. Иногда в болото приезжает с фотоаппаратом: все собирают, а он фотографирует. Скоро в библиотеке Устюжны будет его выставка — портреты насекомых.
— Саша, — спрашиваю, — как правильно жить?
— Жить, — улыбается, — надо в радость. И чтобы другим не мешать.
Пенсионер дядя Гена хихикает из-за его спины. Мешок у него не легче, чем у молодых.
— Дядя Гена, — говорю, — зачем вы так пашете на старости лет?
— Я в чулок деньги пихаю! — смеется дядя Гена. — На будущее, на девок! Что теперь: пенсионеру дома сидеть?
— Вот именно, что дома сидеть, — подхватывает усатый Юра. — Я обратно люблю ехать, с болота. Когда заслуженный отдых. Если отдых незаслуженный, он же совсем не такой. У всех нас так.
— А вот было советское время! — затягивает кто-то. — Все о тебе заботились. Кормили, одевали…
— Вы же не любите отдыхать незаслуженно, — говорю.
— Так ведь работать тоже заставляли!
Изобретают вездеходы
На обратной дороге возле нашей колеи, у самодельного вездехода, бородатый мужик. Сам придумал свое передвижное средство, сам и собрал. Осанка у изобретателя гусарская, лицо гордое.
— Пожалуйста! — демонстрирует, подбоченясь, плод рук своих — передвигающийся по болоту агрегат. — Колеса — транспортерная лента! Диски колесные — бочка на сто, края — листовое железо! Двигатель от «Урала»… Воздушное охлаждение принудительное, от машины «Москвич». Генератор от машины. Коробка от восьмерки. Кулак от уазика. Кардан от уазика.
Промежутка-самоделка.
На этой чудо-машине в болото ездит другая бригада сборщиков. У них все совсем не так. Вместо ковшей — хапуги, мелкозубые грабли с длинной ручкой. Вместо ведер — корзины на поясах. Конкуренция технологий. Клюкву по старинке можно собирать мыльницами, банками из-под шпрот с привязанной палкой, ковшами. Можно «комбайном», таким совком на короткой ручке.
Те, кто знает, где найти крупную ягоду, собирают чище всех, руками. В болото ездят на болотоходах, самодельных или покупных, на мотоциклах, на велосипедах.
— А вы что, — меряется с Володей достоинством мужик-изобретатель. — Собираете клюкву вот этим ковшом?! Да этим ковшом воду пить хорошо! И в ведра? А мы думали, вы закатываете клюкву-то в ведра!
Но бригадир Володя не тушуется, его болотоход на огромных колесах — пусть не самодельный, а покупной — выглядит гораздо круче. Вся техническая часть заводская, но кабину и кузов он сколотил сам, чтобы сборщикам было комфортней. Эта машина — только для того, чтобы ездить по мху и топям.
Болотоход аккуратно прячут у дороги в кустах и пересаживаются на уазик, чтобы по дорогам добраться в город. Кузов уазика бригадир Володя тоже сам аккуратно сбил из дерева. Ровные стены, двускатная крыша «домиком», внутри — как в избушке на курьих ножках, без окон без дверей. Лавки, лампочка Ильича качается под потолком. Избушка прихрамывает, когда бежит по ухабам, качаются сонные лица сборщиков.
— Клюкву, — пытается развлекать меня бригадир Володя, — мужики собирают жестко ради денег. Себе она не нужна. Жизнь так устроена, что ж. Деньги. Деньги. Как с добычей нефти.
Нефтяникам плевать, что они загрязняют природу и когда нефть закончится. И мы такие. Мы болото затопчем, заездим — и нам плевать.
Закрываю глаза, а там клюква, клюква. Сыпется градом с неба как манна небесная, как клубнички и вишенки в рекламе йогурта, которые падают в молочные реки.
Все дремлют, только юный сборщик Валя с бутылкой пива, с пакетом чипсов, уперся ногой в стену кабины, чтобы не упасть с лавки. Его плеер орет голосом Жанны Фриске: «Ес-ли-в-серд-це опять-прох-ла-да по-мни-э-то не нав-сег-да!»
Живут по-человечески
Дом бригадира Володи в Устюжне высится, как крепость над берегом реки Мологи. Перед высокими деревянными воротами березы. Ажурный дымник сверкает на солнце, на добротном заборе кот, упитанный русский голубой. Под окнами тихая речка мягкими изгибами уходит за пригорок. Настоящий русский пейзаж.
— Любуйся, — голос у Володи гордый. — Речка. А золотая осень какая у нас! Летом купаемся, во-он там пляж, как на Черном море. А зимой брат из Москвы приезжает, из машины выходит: «О-о-ой!» Снег-то у нас белый! Все удивляются.
Вместо огорода у Володи цветник — жена выращивает лилии, тюльпаны, гладиолусы, розы, пионы, астры. В его просторном доме камин, полки со статуэтками, литые печные дверки с военными сюжетами, подаренные друзьями картины.
— Вот тебе кажется, — говорит, — люди одни — все ягоды собирают. А люди-то разные. Один живет в бараке на восемь квартир, другой — в частном доме. Один — в хорошем, другой — в том, что досталось по наследству. Третий — в квартире, в каменных трущобах.
В селе Тимофеевское под Устюжной деревянная комната — высокая, просторная, как ангар. Стопки журналов «Иностранная литература», аутентичная мебель, полки книг, картины, рукодельные игрушки — дом художников, родителей сборщика Афони. В кресле спит ушастый далматинец, у теплой буржуйки сидят сборщики, интеллигентные Афоня и Олег.
— Почему ягод клюквы так много? Разве она семенами размножается? — спрашиваю Олега. Он не ботаник, зато полиглот.
— И корневой системой, и ягодами, — глубокомысленно отвечает сборщик и переводчик Олег. — Но ягод намного больше, чем требуется для размножения. Их поедают птицы, звери… Трудно объяснить с точки зрения эволюции, почему это так.
— То есть клюквы так много, — говорю, — специально чтобы вас кормить.
— В некотором смысле!
Руководительница пункта приема ягод рассказывает, как в девяностых очень нужны были деньги. Местные повели ее на болото. Она собрала корзину в двадцать пять килограммов, а местные на двоих лишь десятилитровое ведро. И все удивлялись: где она так много нашла? Ягода, говорят, такая штука, почти волшебная.
Кому очень надо, тот найдет.
Таскают заработок
Самый лучший сборщик Володиной бригады, двадцатидевятилетний Валя, кидает в прицеп свой второй за день набитый под завязку мешок. Он не просто работает — тянет жилы, собирает больше всех.
— Валя, почему ты ходишь за ягодой, а не устроился куда-то? — спрашиваю.
— Кто на что учился! Я одиннадцать классов окончил, мне хватило.
— Что после армии?
— У тебя еще нет семьи, кормить некого, зачем так пашешь?
— Лучше, б…дь, на природе, чем дома. Это у тебя привычки нету. Ты привыкла, там — метро, б…дь! — Валя с виду добрый, но в разговоре внезапно агрессивен. — Еще электрички, б…дь, трамваи, машины, кругом. Люди-и! А на природе-то лучше.
— Пятидесятикилограммовые мешки таскать?
— Я не мешки таскаю. Я таскаю свой заработок!
На краю болота, как и каждый день, бригадир Володя достает товарные весы. Подсчитывает, кто сколько собрал, кто сколько получит. Семьдесят два килограмма девятьсот граммов принес Юра, он заработал четыре тысячи триста рублей. Сорок килограммов пятьдесят граммов собрал Афоня, две тысячи четыреста рублей.
Если бы Афоня работал в какой-нибудь бюджетной организации, у него была бы такая месячная зарплата. Все напряжены, пока бригадир подсчитывает килограммы и раздает деньги. Потом шуршат, суют по карманам. Потом расслабляются.
— Не понимаешь? — раздражается трудолюбивый сборщик Валя. — Мне нужна собственная квартира или дом. Ну это ж надо заработать где-то! А кроме ягод у нас в Устюжне только пилорама. Горбатая. На которой спину р-рвать…
Пилорама горбатая, потому что на ней нет автоматизации и рабочие все таскают вручную. Там работает Валин отец. Сам Валя сегодня собрал девяносто килограммов клюквы и получит пять с половиной тысяч за этот день. Двухкомнатная квартира в Устюжне стоит примерно полтора миллиона. Получается, Валя, если постарается, может заработать себе квартиру за три ягодных сезона.
— Копишь на свое жилье?
— О! Не приведу же я жену домой, где мама, папа, две сестры и у одной сестры еще двое детей. А что непонятного? Не буду же я вечно с родителями жить. Мне квартиру надо купить, машину… Меня уже не устраивает, как было. Я нормально хочу жить.
Обветренной рукой Валя поправляет в прицепе болотохода второй мешок своей нормальной жизни.
— Валя, что такое родина?
— Кхэ! Хэ. — он поперхнулся. — Издеваешься, что ли?!
Источник: expert.ru
Фермы на болотах
7.4 K 04:57 — 7/Авг/18 Крякодил (8 лет 5 месяцев)
Фермы на болотах
Данная статья представляет из себя четвёртую из цикла о том, какие технологии предлагаются для развития на территории России для более полного использования её экономического потенциала и получения конкурентного преимущества, основанного на её специфических климатических условиях.
Предыдущие статьи можно найти на сайтах
Вкратце, рассмотрение климата России показывает насколько этот самый климат хуже чем в других странах: в среднем он холоднее, переходов через 0 градусов (это когда вода заползает во всякие дырочки, замерзает, расширяется и лёд разрушает все конструкции) больше чем у других. Поэтому урожайность оказываетя ниже чем у партнёров, плотность населения ниже, дороги длиннее — и разваливаются благодаря климату быстрее.
Приоритет в развитии технологий должен сконцентрироваться на технологиях использования холодного, континентального климата и низкой плотности населения страны в условиях уменьшающихся выработок, отдачи и продаж нефти и газа.
Пунктом # 8 на сайте значится «Технологии медленных многостадийных процессов, протекающих на холоде, требующие значительных объёмов и площадей для оборудования и человеческого участия. Самыми перспективными процессами являются биотехнологические. » — причём такие которые работали бы на холоду.
Россия исторически унаследовала от СССР атомные технологии; её АЭС могут производить большое количество дешёвых тепла и электричества для больших городов . Oднако снабжение энергией небольших ферм, выращивающих еду для прокормления населения этих городов, оказывается затруднённым. Энергетическое потребление каждой из этих ферм оценивается порядком 100 кВ-1 МВ.
Такое снабжение можно было бы решить строительством большого числа небольших маломощных атомных электростанций. Однако их малая мощность вела бы к большой стоимости каждого киловатт-часа, а их большое число увеличивало бы вероятность аварий. Поставка энергии в виде периодического завоза топлива, строительство протяжённых ЛЭП и/или газопроводов потребителям, характеризующихся малой потребляемой мощностью, ведёт к удорожанию каждой единицы произведенной ими продукции — до такой степени, что любая сельскохозяйственная активность на большей части территории страны оказывается попросту невыгодной. В результате комбинации этих факторов общий размер посевных площадей составляет только 4.6% территории страны (79.3 млн га из 17 125 191 км²).
Разработка дешёвых автономных источников энергии мощностью 100 кВ-1 МВ смогла бы повысить энерговооружённость небольших ферм. Перспективными технологиями здесь могли бы являються солнечная фотоволтаика и ветроэнергетика. Однако солнечная освещённость (инсоляция) на бОльшей территории России ниже чем во многих других странах, что ведёт к более низкой выработке электричества солнечными панелями чем на панелях, установленных в других странах. ВетрА в среднем (без учёта побережья Северного Ледовитого Океана, где население слишком мало) также несильные, что уменьшает отдачу от ветряков.
Одна из моих предыдущих публикаций описывает вариант энергоснабжения небольших ферм солнечными панелями, установленых на плоских дирижаблях — технологии, позволяющей использовать специфику климата России для получения конкурентного преимущества.
Даже если еда оказывается произведена на ферме, её транспортировка в город в условиях России (низкая плотность населения, низкие транспортные потоки, большие средние расстояния, быстрое естественное разрушение дорожного полотна) часто оказывается экономически нецелесообразным. Вдобавок, большая территория России покрыта болотами, транспортировка через которые наземным транспортом оказывается невозможной.
Так, под болотами в России насчитывается 108,7 млн га, что составляет 6,3% общей площади земельного фонда страны. В России наиболее заболочены тундра и таежная зона. В зоне тундры заболоченность некоторых районов достигает 50%. В таежной зоне сосредоточено около 80% всех торфяных болот.
В пределах Европейской части России наиболее заболочены Республика Карелия, Вологодская и Ленинградская области; здесь заболоченность достигает 40%. В зоне тайги Западно-Сибирской равнины заболоченность доходит до 70%. Много болот на Дальнем Востоке, особенно в Приамурье. Источник: https://geographyofrussia.com/bolota-v-rossii/
Таким образом, хотя Россия и находится на втором месте в мире по пресноводным ресурсам, существенная часть этой воды находится в такой форме, которая не только не используется в экономике, но ещё и этой экономике мешает. Поэтому имеет смысл развить такую технологию, которая бы использовала этот ресурс на благо экономике.
В этой публикации я рассматриваю перспективную агротехнологию выращивания, самотранспортировки и самосборе еды, которая может отличиться высокой эффективностью и обеспечить конкурентное преимущество если будет применена именно в России.
Итак, главным источником еды является фотосинтез, запасающий энергию солнечного излучения в виде органических соединений. Если мы хотим использовать болота для выращивания растений, то самым подходящим кандидатом будет болотная ряска, иллюстрированная на фото 1.
Преимущества ряски перед другими культурами таковы:
1) Ряска растёт в воде, что позволяет использовать болота для её выращивания. Сложные мелиоративные работы, такие как осушение болот, оказываются ненужными.
3) В подходящих условиях она может удвоить свою массу каждые 24 — 48 часов (http://method-estate.com/archives/4793).
4) Ряска используется как добавка к корму для птиц (уток и гусей), рыб и животных (свиней).
5) Неприхотливость. Ряска способна приспособиться к почти любым условиям содержания. Температурные показатели могут варьировать от +15°C до +30°C. Жесткость и pH окружающей среды не имеют для этого растения принципиального значения. Она устойчива к болезням и вредителям (https://leplants.ru/lemna/).
Выросшую ряску имеет смысл скармливать рыбам (напр. карпам), а не теплокровным животным, чтобы уменьшить потери энергии на обогрев – потери, которые в Росии, с её холодным климатом, будут выше чем в большинстве стран — партнёров по глобусу. Вдобавок, вся ферма будет организована так что рыбы будут сами плыть к месту поимки, тратя гораздо меньше энергии на медленное плавание, чем животные на ходьбу или сельхозтехника на езду. Таким образом, помимо того что рыбы не будут терять энергию на обогрев себя и Вселенной, их транспортировка на ферме также будет потреблять меньше энергии. В идеале, каждый килограмм белка рыбы полученный в российской ряско-рыбо-ферме может обойтись меньше чем килограмм белка мяса (говядины) полученный на традиционной ферме выращивающей зерновые и скармливающей их КРС.
Поскольку в 2017 г. Россия импортировала рыбы на $1,6 млрд, замещение этого импорта — и, возможно, экспорт готового продукта — создаст в России рабочие места, принесёт миллиардные прибыли, позволит увеличить своё население и увеличит внутренний рынок.
Однако для развития ряско-рыбных болотных ферм нужно преодолеть несколько проблем. Так, для быстрого успешного роста и развития ряски необходимы: 1) Сильное освещение; 2) Температура в интервале от +15 до +30 o С; 3) Отсутствие ветра, который может сбивать ряску с поверхности водоёма. Сразу видно что в то время как бОльшая часть территории России удовлетворяет третьему требованию, первые два требования оказываются невыполненными. Вдобавок, ряска затягивает поверхность воды и препятствует аэрации водоёма, таким образом подавляя дыхание рыб; весь кислород, произведённый в процессе фотосинтеза, она выпускает в воздух.
Проблемы в организации фермы я предлагаю решить применением зеркал, увеличивающих освещение в отдельных частях водоёма. Главные компоненты идеи иллюстрированы на Рис. 1. После чистки болота от растительности и торфа, на водной поверхности устанавливаются зеркала 1, повёрнутые на юг.
Эти зеркалa будет отражать солнечные лучи — так что вместе с неотражёнными солнечными лучами они увеличат инсоляцию (и нагрев) пространства 2 перед зеркалами, где температура и освещённость будут достаточно велики для быстрого роста ряски. Участки 3 останутся затенёнными и холодными. Холодные зоны 3 будут отделены от тёплых зон 2 теплоизолятором 4. Этот теплоизолятор, кстати, можно будет делать из растений, убранных при первоначальной очистке болот (подробности я опишу попозже — или не опишу).
Подводные части северной стороны теплоизолятора 4 и южной стороны зеркала 1 можно покрывать алюминием для увеличения теплопроводности. Отвод избытка тепла с поверхности 2 вглубь нагреваемых зон 5, предотвратит перегрев ряски днём, сохранит тепло ночью; теплоизолятор 4 поддержит низкую температуру в глубине 6 под затенённой частью 3.
Рис. 1. Ряско-рыбная ферма, вид сбоку
Ряску с поверхности будут есть рыбы (напр. карпы), живущие в водоёме. Эти рыбы смогут перемещаться между тёплыми зонами 5, на поверхности которых будет расти ряска, и холодными зонами 6, поверхность которых будет открыта для доступа воздуха. Этот доступ в холодных зонах будет преимуществом холодных климатических зон России над аналогичными прудами с ряской в местах с тёплым климатом, где ряска затягивает всю поверхность водоёма — и оставляет рыб без воздуха.
Избыток ряски и отходы рыб будут падать на дно, образуя органические донные наслоения 7. Эти наслоения будут подвергаться анаэробному брожению, выделяя биогаз (почти полностью метан), пузырьки которого (8) будут подниматься, собираться коллекторами 9 и передаваться по трубам 10 для сбора, хранения и использования. Углекислый газ — другой продукт анаэробного брожения — будет растворяться в воде, диффундировать к ряске и усваиваться ею в дополнение к углекислому газу, усвоенному из воздуха.
Рис. 2. Ряско-рыбная ферма, вид сверху
Вид сверху на ферму показан на Рис. 2. Площадь, на которой будет выращиваться ряска (1) будет сообщаться через рыбьи «диоды» 2 с лотком 3, куда будет заплывать выросшая рыба. В этом лотке она будет скапливаться перед поимкой и извлечением (4). Собираемый в пруду биогаз будет сжиматься компрессором 5 в хранилище 6, откуда он будет выпускаться через вентиль 7. Вдобавок, часть ряски можно извлекать конвейером 8. В отличие от комбайна, который тратит энергию для разъездов по полю и сбору урожая, ковейер 8 будет стоять в одном месте — и собирать урожай, который будет сам приплывать к нему.
Извлечённую ряску можно использовать как пищевую добавку для людей, животных и питательную среду для микроорганизмов, производящих белково-витаминный концентрат — необходимую пищевую добавку для рыб. Согласно моим ожиданиям, рыбы могут получать недостаточно питательных веществ из самой ряски; в особенности, двух аминокислот — метионина и лизина. Поэтому для прокормления рыб необходимо будет организовать производство кормов, богатыми этими (а возможно, также и другими) аминокислотами. Такие корма будут вырабатываться микробами, которые будут поедать ряску — и снабжаться другими пищевыми добавками, содержащими большое количество серы и азота. Как вариант, некоторые из незаменимых аминокислот могут производиться синтетически.
Рис.3. Рыбный диод
Рыбий «диод» проиллюстрирован на Рис. 3: этот пластмассовый круг с разорванной серединой и загнутыми в одну сторону краями разрыва будет пропускать рыб соответствуещего размера только в одну сторону (слева направо).
Покров ряски на освещённых зонах и затенение соседних зон зеркалами будут подавлять рост других растений в глубине воды, делая частую чистку болот ненужными.
Описанные фермы уменьшат испарение с поверхности воды: так, тёплая часть поверхности будет покрыта ряской, в то время как открытая часть будет оставаться холодной. Пониженное испарение приведёт к накоплению воды, что откроет возможности её дальнейшего использования.
Если предложенные ряскорыбные фермы займут существенную часть территории, то, согласно моим надеждам, они смогут влиять на климат: уменьшеное испарение приведёт к уменьшению облачности и увеличению освещённости. Климат станет немного суше — но вода будет по-прежнему доступна из описанных водных хозяйств. Эти факторы, в свою очередь, приведут к росту урожайности ряскорыбных и, возможно, даже нормальных ферм. Вместе, эти факторы облегчат заселение огромных — но пока ещё неиспользуемых — территорий страны.
Источник: aftershock.news
