После распада СССР результат труда ученых стал товаром, но сами научные работники не переродились в успешных продавцов и менеджеров
В 1987 году многие, в том числе научные, организации постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР перевели
на самофинансирование, а после распада СССР ученые оказались предоставленными сами себе. Результат их труда стал товаром, но сами научные работники не переродились в успешных продавцов и менеджеров — институты в лучшем случае худо-бедно решали задачи выживания. Государство больше не определяло общий курс, между научной средой и производством образовался пробел. Точки соприкосновения предстояло искать самостоятельно.
Скоро стало понятно, что между ними нужен «посредник». В России стали перенимать опыт других государств. В стране стали появляться новые интеграционные формы: бизнес-инкубаторы, венчурные фонды, технопарки, кластеры.
Некоторым институтам или отдельным коллективам удавалось успешно коммерциализовывать свои разработки, выстраивать долгосрочные отношения с промышленными партнерами. Однако устойчивая, масштабируемая система так и не выстроилась. Одна из причин этого, по мнению экспертов – невозможность топорной трансляции зарубежного опыта в российскую действительность, где государство по-прежнему имеет беспрецедентное влияние на научную и на промышленную политику.
19 05 06 15 Как совместить науку и бизнес
Посмотрим на технопарки. Первый появился в Томске еще в 1990 году, а сегодня в России около 70 действующих
и создающихся технопарков. Между собой они спорят, кто круче, кто привлек больше инвестиций. Но если посмотреть на списки резидентов – в них сидит больше геймеров и штамповщиков мобильных приложений, чем людей, действительно связанных
с наукоемким производством.
Можно вспомнить нашумевший «Лиотех» : инвестиции в который превысили 13,5 млрд рублей, эксперты прогнозировали производству долю на мировом рынке литий-ионных аккумуляторов в 10-15 %, а в январе 2015 года суд признал завод банкротом. Китайская Thunder Sky Group, которая должна была выкупать около 85% батарей, вышел из проекта, и продукция завода оказалась невостребованной.
Ситуация с «Лиотехом» показывает, насколько важно рассчитать риски и объем продукции, который сможет поглотить рынок, еще на старте. Эта задача требует усилий специалистов нового типа: не «чистых» менеджеров, которые мыслят только рыночными категориями, но и не собственно ученых, чья цель не произвести и продать, а изобрести. Нужны те самые посредники, владеющие обоими языками, свои в той и другой среде, способные наладить адекватную коммуникацию между двумя мирами.
Формированием таких специалистов в стране уже занялись. Пока процесс в стадии наладки, каждому проекту, связанному
с коммерциализацией научных разработок, приходится «протаптывать» свои дорожки самостоятельно.
Как успешно пилотировать проекты
Инжиниринговые центры, создаваемые в Росси по госпрограмме поддержки вузовской науки, не производят продукцию,
Капитаны бизнеса. Как соединить науку и бизнес
а занимаются доведением разработок до предприятий. Это необходимое связующее звено, которое знает возможности ученых
и в курсе требований промышленности.
Инжиниринговый химико-технологический центр (ИХТЦ) объединяет специалистов в области химии и химических технологий, а также инженеров и маркетологов. Стратегия центра — результат собственного опыта работы с реальными проектами, а не калька с каких-либо, даже самых лучших образцов.
Если проще, картинка выглядит так: ученые генерируют идеи и решения, технологи выступают в роли критиков и оценивают возможность применения разработки на предприятии, маркетологи занимаются продвижением и реализацией продукта или технологии. Здесь можно наработать партию продукта, запустить процесс внедрения. По сути, речь идет о пилотировании проектов.
Очевидно, что любой серьезный производитель сегодня хочет развиваться, а наука может помочь ему в разработке новых решений. Однако ученые ставят эксперименты в лабораториях и не видят реальных потребностей промышленности. Результат исследования может быть потрясающим и действительно прорывным для производства, но ученый не сведет результаты своей работы в форму, которую можно предъявить промышленности.
Чего хотят промышленники?
У каждого производства свои требования, но в самом общем случае на первом плане всегда вопрос соотношения прибыли и затрат. Для любого производства принципиально важно понимать, для чего вводится новшество, какие деньги это принесет, уменьшит ли потери и улучшит ли производство.
Если производитель вкладывает в разработку деньги, он хочет с этого что-то получить. Поэтому в разговоре о внедрении неизбежно возникает вопрос: «А где деньги?». Если в разработку, создание технологии и внедрение требуется вложить больше, чем потенциальная прибыль от инновации за 3-5 лет, то, скорее всего, такая идея непригодна для жизни в производстве.
Один день простоя производства может стоить квартиры в Москве. Простой в час — элитной машины. Из-за негативного опыта производители опасаются инноваций
Попробуйте поставить себя на место директора завода. У вас есть большое действующее производство, все работает, и вы получаете прибыль. Готовы ли вы рискнуть и согласиться работать над непонятной технологией, которая может остановить процесс? Один день простоя производства может стоить квартиры в Москве. Простой в час — элитной машины.
Производитель получает негативный опыт и вряд ли захочет еще каких-то инноваций на своей площадке.
Как это можно обойти? Докажите, что ваше решение будет работать! Если вы сделали катализатор в лаборатории, опробуйте его на пилотном стенде больших объемов, наработайте промышленную партию — это уже поможет избежать некоторых проблем.
При переходе к промышленному изготовлению качество продукта, который хорошо получался в лаборатории, ухудшается, как правило, процентов на десять. Это стандарт. Маленькие партии готовятся почти в идеальных условиях, с постоянным контролем и аналитикой. В промышленных объемах такое почти невозможно. Кроме того, не всякое оборудование адекватно масштабируется в большую сторону, и это тоже нужно учитывать.
Производственники потребуют доказательства возможности получения продукта в больших количествах и на промышленном оборудовании. И у вас должны быть ответы на этот запрос.
От идеи до продукта
Теперь по пунктам. Вы — ученый, и у вас есть идея, как улучшить производство. Что предпринять и в какой последовательности?
Прежде чем приступать к работе, сделайте обзор по вашей теме. Посмотрите научные статьи, публикации в тематических журналах. Подумайте, реальна ли поставленная цель.
Дальше необходимо сделать первую оценку. Главное на этом этапе оценить экономику: позволит ли разработка в перспективе предприятию зарабатывать больше, и сколько на это потребуется денег и времени. По опыту ИХТЦ, на крупных предприятиях, как правило, рассматривается срок окупаемости до трех лет. Для средних и маленьких производств времени еще меньше. Это базовый шаг, который дает понимание, а есть ли вообще у разработки будущее, ваша страховка от траты времени на создание ненужной технологии.
Получаем пробную партию продукта. Например, получены партии разных катализаторов, проведен скрининг, получены результаты. Теперь переходим ко второму анализу — технико-экономическому. Если на предыдущем этапе мы посчитали, сколько нужно потратить денег, теперь уточняем прибыль и срок ее получения, исходя из качества и состава продукта.
От теневых ученых до шарлатанов: как в России совмещают науку и бизнес
Большинство ученых примерно одинаково отвечает на вопрос, почему они пошли в науку: их могло мотивировать желание усовершенствовать мир, приумножить знания человечества, исследуя неизведанное, желание удовлетворить собственное любопытство и тягу к познанию, стремление быть в авангарде человеческого развития или просто получать удовольствие от экспериментов. Фактор денег в таком списке обычно оказывается где-то в хвосте. Несмотря на это, финансовый вопрос вызывает временами у ученых некоторый дискомфорт. Уровень их заработных плат даже в наиболее благополучных для науки странах колеблется в районе средних отметок, и, сравнивая свой заработок с гораздо большим доходом знакомых из, например, финансовой сферы, ученый поневоле задумается о несправедливости такого положения дел.
Так, согласно исследованиям журнала New Scientist за 2013 год, в Великобритании и США средняя зарплата ученого составляет 35 900 и 46 000 фунтов соответственно, что хоть и обеспечивает комфортный уровень жизни, но в обоих случаях соответствует средней зарплате по стране и существенно уступает зарплатам многих профессионалов — столько же, например, получает машинист в лондонском метро. Этот фактор является, безусловно, одним из определяющих при принятии решения о создании побочного бизнеса.
Другими немаловажными факторами является недоверие коммерческим или государственным структурам, готовым реализовать те или иные идеи ученых, банальное отсутствие организаций, способных это сделать, ну и, наконец, фактор «почему бы и нет», благо в тех же США и Великобритании созданы благоприятные условия для развития бизнеса ученых. Это и решенные организационные вопросы (во многих институтах США ученым предоставляют свободное время под реализацию собственных бизнес-инициатив), и существующая законодательная база (например, акт Бэя-Доула).
Для России, помимо причин диверсификации деятельности ученых, перечисленных выше, характерны и специфические для страны. Ниже приведены некоторые типы ученых-предпринимателей, иллюстрирующих эти причины.
Теневые ученые
Теневые ученые — один из первых возникших типов ученых-предпринимателей. Они появились в период безденежья в науке, продлившейся до начала нулевых, времени, когда те, кто могли, уезжали из России или искали любую другую работу, а оставшиеся в науке жили за чертой бедности. Мощности научных организаций по большей части простаивали без дела, но при этом оставались рабочими и конкурентоспособными. Первой бизнес-моделью теневых ученых-предпринимателей была модель аутсорсингового придатка. Используя установленные за рубежом деловые связи, они собирали заказы в основном на экспериментальные работы, которые выполнялись де-факто с использованием мощностей государственных научных организаций (начиная работниками, заканчивая помещениями), а — специально созданными под эти цели фирмами.
Таким образом, для заказчика все было абсолютно законно — он заключал договор с неким ООО и с ним же и расплачивался. Спектр таких работ мог быть самым широким — от сложных лабораторных синтезов до исследований физических свойств материалов. Руководство научных организаций при этом закрывало глаза на деятельность таких ООО. Во-первых, это был один из немногих стабильных заработков, пусть и серых, не только для организатора такой деятельности, но и для всех ученых, задействованных в ней, — он обеспечивал удержание кадров в институте и, таким образом, продолжение фундаментальных научных исследований. А , часть средств, вырученных с теневой деятельности, шла на проведение этих исследований.
На сегодняшний день теневые ученые-предприниматели все еще существуют, однако их количество заметно сократилось — большинство вышло из тени. При этом сложно сказать, что мотивирует теневых предпринимателей на продолжение такой деятельности в 10-х годах — жадность, неуверенность в будущем или боязнь потерять отработанную годами схему на случай, если в России произойдет очередной кризис и финансирование прекратится.
Спин-оффы
Существует две основные причины, по которым отпала необходимость теневых схем и ученые- предприниматели вышли из этой самой тени: первая — появилось государственное финансирование науки, увеличилось количество фондов, предоставляющих гранты на исследования, размер грантов и вероятность того, что грант дойдет до конечного потребителя; вторая — возрождающаяся экономика сформировала внутренний заказ на научные услуги в таком количестве, что стало возможным создание предприятий, соответствующих налоговым и трудовым законодательствам.
При университетах и институтах начали массово появляться центры, унаследовавшие структуру и кадровый состав соответствующих теневых предприятий, однако юридически бывшие частью институтов. Таким образом, вышедший из тени ученый-предприниматель остается в ранге руководителя — по существующему законодательству весь денежный оборот и интеллектуальная собственность регулируются университетом/институтом. При этом он терял ореол спасителя науки и выступал скорее в жанре крепкого хозяйственника, который помимо своей основной научной деятельности обеспечивал коллегам ученным дополнительный, а не единственный заработок.
Деятельность этих центров обычно носит прикладной характер (все тот же набор услуг, что и в 90-е) и редко — инновационный. Эта картина поменялась только после 2009 года, когда был принят Федеральный закон № 217 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам создания бюджетными научными и образовательными учреждениями хозяйственных обществ в целях практического применения (внедрения) результатов интеллектуальной деятельности». Теперь на базе научной организации могут создаваться предприятия, в которых сама научная организация имела не 100%-ную долю в уставной капитале и могла не претендовать на право интеллектуальную собственности — оно оставалось у учредителя. Таким образом, этот закон, наряду с его непосредственной функцией стимула создания инновационных бизнесов, позволил спин-офф-предпринимателям вернуть контроль над своими предприятиями.
Грантоотводы
Грантоотводы пришли на смену теневым ученым-предпринимателям как наиболее многочисленный класс в начале нулевых. Это, как правило, ученые, занятые в фундаментальных исследованиях, главным источником финансирования которых являются гранты из государственных и коммерческих фондов, таких как РФФИ, РНФ и прочие. Грантоотводы обычно работают в крупных научных центрах, и, испытав некоторый дискомфорт от системы финансирования «фонд — научный центр — научная группа», создают малое предприятие, которые бы заменило в приведенной цепочке научный центр.
«Некоторый дискомфорт» означает как минимум два фактора. Первый — это бюрократия: выступая в качестве посредника между научной группой и фондом, научная организация вовсе не берет на себя решение бюрократических задач, а, наоборот, напрягает дополнительными, и в совокупности со вторым фактором — тем, что научная организация берет на себя администрирование денег, выделяемым фондом, — желание избавиться от такого посредника вполне понятно.
Тем более что администрирование заключается не только в усложнении процедур закупки нужного для исследования оборудования, но и в том, что научная организация, на базе которой проводится исследование, забирает себе часть суммы грантов — от 20% до 30%. Средний размер гранта, например, РФФИ составляет около 500 000 рублей, и вычет из них такой большой доли зачастую является критичным. Хотя моральное обоснование мотивации ученых-грантоотводов понятно, тем не менее зачастую их предприятия имеют признаки фирм-однодневок, а сам грантоотвод с большой натяжкой может называться предпринимателем.
Непризнанные герои
Самый малочисленный тип российского ученого-предпринимателя. Решение стать предпринимателем у них на первый взгляд не выглядит чем-то из ряда вон выходящим — все то же желание творить что-то практически важное для мира, не доверяя свою идею посторонним. Уникальной их мотивацию делает абсолютная уверенность в величии своих идей, неуверенность в этом ученого сообщества, неразборчивость в источниках финансирования (инвестиции под реализацию своих проектов они находят в самых неожиданных местах) и невосприимчивость к критике коллег. Другими словами, это множество ученных-предпринимателей, с одной стороны ограниченное Лайнусом Полингом (заслуженный ученый, уверенный в пользе витамина С и так никого в этом и не убедивший), а с другой — Виктором Петриком (предприниматель, автор ряда лженаучных исследований, действительный член РАЕН, человек, имеющий в ученом сообществе репутацию шарлатана).
Примером такого типажа является Владимир Хавинсон — член-корреспондент РАМН, директор института биорегуляции и геронтологии СЗО РАМН, член Международной ассоциации геронтологии, имеющий множество публикаций и монографий, большая часть которых посвящена исследованиям влияния некоторых пептидов на процессы старения в организме человека. Несмотря на то что результаты этих исследований и выводы об эффективности пептидов были прохладно встречены ученым сообществом (что выразилось, например, в невысоком уровне цитируемости работ), Хавинсон довольно активно приступил к капитализации своих идей за свет налаживания производства, продвижения и сбыта препаратов для продления жизни. При этом продвижение довольно агрессивное — например, организовываются наукообразные конференции, которые по сути являются рекламными компаниями. При сбыте используются такие средства, как МЛМ, эксплуатация заслуг Хавинсона, преувеличивание результатов исследования. О причине, по которой деятельность Хавинсона не пресекается и даже не регулируется, помимо того, что эти пептиды зарегистрированы как БАДы (рынок которых сам по себе слабо регулируется), можно только догадываться — возможно, работает лобби, сформированное за счет нужных связей, а возможно, это действительно недооцененный продукт.
Несмотря на финансовую оттепель в науке последних десяти лет, вряд ли приведенные виды предпринимателей, как бы сомнительно они не выглядели, канут в Лету. Основная мотивация для такой деятельности по-прежнему имеет место — это неуверенность в будущем в свете падения курса рубля, цен на нефть и наступающего кризиса.
Источник: theoryandpractice.ru
Наука и бизнес: как заработать на научных знаниях
Доброго вам утра и успешного дня! С вами Марк Иланский mark_y , главный редактор портала о региональных предпринимателях «Честнок». Сегодня я расскажу историю, которая, надеюсь, вдохновит вас на свершения!
Будущий специалист по молекулярной физике из Томска Олег Федченко, производитель мороженого «33 пингвина», «Ключевой воды» и создатель компьютерных аттракционов нового уровня Exo, не мог предположить, что начнёт первое серьёзное дело с изучения фруктов. Дело, как Олег рассказывает, было так.
В 1991 году на кафедре «Физика плазмы и молекулярная физика» меня, студента Томского политехнического института, отправили в инженерный республиканский центр. Я пришёл к руководителю центра: «Хочу зарабатывать, хочу соединить науку с бизнесом!» Начальник улыбнулся и спросил: «А как ты планируешь это сделать?» Вопрос звучал издевательски, потому как он был одним из немногих, кто как раз зарабатывал на науке.
Потом я у него же взял взаймы на первый бизнес. Мы с братом и другом возили и продавали книги, затем шоколад. Я разрывался между учёбой и работой. Через два года мы решили заняться крупными поставками бананов, чего в Томске ещё не было. Помню, пришли на овощную базу — трое студентов — и говорим: «Хотим арендовать у вас камеру под фрукты!».
Выяснилось, что работники базы сами ничего не знают о бананах. Предложили нам камеру, в которой четыре градуса тепла — говорят, самое лучшее место для бананов! Но в книгах я читал, что при +4°C бананы просто замерзают. Мы просили, чтобы нам поднимали температуру. Работники овощебазы отказывались, говорили: «Снимаем с себя всю ответственность!».
