Со времен появления натурального обмена люди делились друг с другом имеющимися благами — приглашали в гости родственников и друзей, пускали переночевать и на время делились вещами, которыми сами не пользовались.
С развитием технологий общество вернулось к этой практике — но теперь обмен вещами и услугами не ограничен узким кругом общения конкретного человека, а вырос до масштабов всего мира. Это явление получило название sharing economy — совместное потребление — и вошло в составленный журналом Time список идей, которые изменят мир в ближайшем будущем.
Концепцию совместного потребления предложили экономисты Рэйчел Ботсман и Ру Роджерс в книге «What’s Mine Is Yours: The Rise of Collaborative Consumption» (2010). Идея заключается в том, что потребителю часто выгоднее и удобнее платить за временный доступ к продукту, чем владеть им. Выступая на конференции TED, Ботсман назвала sharing economy новой социально-экономической моделью, которая революционизирует наше потребление товаров и услуг.
Международная специфика: Цифровая экономика как экономика платформ и новых бизнес-моделей
Прогноз Ботсман сбывается: миллионы людей по всему миру уже пользуются сервисом аренды жилья Airbnb, приложением для поиска попутчиков BlaBlaCar, сервисом заказа такси Uber, онлайн-аукционом eBay и другими продуктами. Онлайн-платформы, позволяющие людям и компаниям совместно использовать принадлежащие им ресурсы, уже создали мировой рынок с объемом в $15 млрд и перспективой роста до $335 млрд к 2025 году.
Экономика совместного потребления в мире: как это работает
В первую очередь идея совместного потребления прижилась в элитном сегменте. Состоятельные потребители быстро поняли, что единолично владеть самолетами, дорогими автомобилями и загородными резиденциями дороже, чем делить их с другими людьми. Так появился стартап JetSmarter, основанный россиянином Сергеем Петроссовым, который позволяет взять в аренду частные самолеты. Инвесторами выступили рэпер JayZ и королевская семья Саудовской Аравии, которые в общей сложности вложили в компанию $105 млн.
Пионерами в sharing economy для среднего класса стали основатели сервиса аренды отпускного жилья Airbnb Брайан Чески и Джо Геббиа. В 2008 году они начали сдавать надувные матрасы в съемной квартире в Сан-Франциско, чтобы накопить на арендную плату. Спустя полтора года компания привлекла $1 млн инвестиций и почти столько же пользователей.
Читать по теме:
В 2016 году число активных пользователей Airbnb выросло в десять тысяч раз — на тот момент сервисом ежедневно пользовались 500 тысяч путешественников, или 115 млн человек в год. Сейчас компания стоит дороже гигантов гостиничного бизнеса Hilton и Hyatt вместе взятых и предлагает к сдаче больше комнат, чем Marriott после слияния со Starwood.
Идеи sharing economy быстро проникли и в другие сферы жизни. В Китае стартап Sharing E Umbrella сдает в поминутную аренду зонты, а немецкая компания Conjoule создала маркетплейс для владельцев солнечных батарей и ветряков, где они могут продать излишки электроэнергии. Сервис Rentoid позволяет сдавать в аренду палатки, спальные мешки и другое туристическое снаряжение, а площадка SnapGoods — инструменты, лыжи, теплую одежду: то есть все то, чем владелец пользуется редко.
Тема №2. «Трансформация бизнес-моделей под влиянием цифровизации»
Уберизация в бизнесе — то же самое, что шеринговая экономика?
Интересный пример экономики совместного потребления — сервис заказа такси Uber, который поставил цель побудить потребителей отказаться от личных автомобилей в пользу такси. Сейчас он работает в 250 городах по всему миру. Вслед за ним появились сервисы каршеринга — поминутной аренды автомобилей, которые пропагандируют те же принципы.
Uber дал жизнь неологизму «уберизация», который обозначает компании, которые из поставщиков конкретных товаров превращаются в поставщиков сервисов. Как Uber предлагает не сам автомобиль, а услугу по перемещению из одного пункта в другой, так и производители медицинского оборудования продают не само оборудование, а саму возможность сделать УЗИ или МРТ.
Такая модель ведения бизнеса позволяет существенно сократить эксплуатационные расходы в сравнении с традиционной. Поскольку «уберизация» возникла отчасти благодаря экономике совместного потребления, сервисы, относящиеся к этим моделям, тоже обычно можно отнести к sharing economy.
Читайте по теме:
«Прелесть модели совместного использования — в финансовой стабильности, которая строится на человеческих отношениях, доверии и доброте, — считает основатель сервиса для шеринга парковочных мест Roost Джонатан Гиллон. — Уменьшая количество отходов, оно также позволяет благотворно влиять на окружающую среду. Начав делиться, быстро понимаешь, что вокруг много возможностей, которые открываются, когда вы преодолеваете страх к незнакомцам и понимаете, что большинство людей хочет делать добро».
Следуя этим принципам, компания Feastly связывает желающих вкусно пообедать с опытными поварами, предлагающими уникальные блюда вне ресторанов, а EatWith дает возможность пойти на обед в гости к другим пользователям, и создает условия для знакомства людей друг с другом за домашним обедом.
По подсчетами PwC, в 2015 году (более поздние исследования не проводились) в Европе работало более 300 компаний, созданных в разных секторах экономики совместного потребления. Их совокупный доход за год составил более 4 млрд евро. В США на тот момент таких компаний было в четыре раза больше.
Sharing economy в России
В 2014 году, когда в Россию зашел сервис райдшеринга BlaBlaCar, участники рынка были настроены скептически — многие говорили, что россияне стараются отгородиться от других высоким забором. Однако спустя три года Россия стала основным рынком для компании: на сервис подписалось более миллиона водителей, его услугами во всему миру пользуется 50 миллионов пассажиров, большая часть из которых приходится на Россию.
Столь же быстро в России развивается каршеринг — с 2015 года в Москве открылось 10 сервисов поминутной аренды автомобилей, парк которых в середине 2017 года Дептранс оценил в 10 000 — 15 000 машин. В феврале 2018 года запустить каршеринг намерен «Яндекс» — в компании обещают, что парк автомобилей по численности превысит количество автомобилей у компаний-конкурентов вместе взятых.
Другая «уберизированная» отрасль российской экономики — торговля. В ней работают сервисы Avito, «Юла» и Rentomania, который представляют собой доски объявлений с предложениями купить или взять в аренду товары. По данным на июль 2017 года, число пользователей Avito составляло 65 млн человек; «Юлы» — 16,6 млн. Rentomania данные по числу пользователей не раскрывает.
Российский аналог сервиса заданий для пользователей SnapGoods — YouDo. Ежедневно на сайте компании, по информации YouDo, появляется около 4,5 тысяч объявлений с заданиями для пользователей, которые звучат как «повесить два карниза за 1000 рублей» или «отследить билеты на сайте Большого театра за 2500 рублей». За последние четыре года сервисом воспользовалось около 2,5 млн человек.
Как регулируется sharing economy
Пока правительство России не успевает за развитием экономики совместного потребления. Если в Италии действие в мобильном приложении, будь то заказ такси или бронирование жилья, считается юридически значимым, то у нас такие нормы пока только обсуждаются, говорит представитель BlaBlaCar в России Алексей Лазоренко.
Бизнес-модель большинства компаний, работающих по принципам экономики совместного потребления, сводится к тому, чтобы выявить спрос на определенный товар или услугу и сопоставлению его с уникальным предложением на этом рынке. Таким образом, компании часто выступают агрегаторами предложений, а продавцы, владельцы домов и автомобилей не являются их сотрудниками.
Отсутствие регулирования в этой области грозит серьезными рисками для бизнеса — например, в конце ноября Тимашевский суд Краснодарского края запретил BlaBlaCar размещать на своем сайте данные о совместных поездках. В «Региональном автотранспортном союзе (РАС)», который выступал в суде истцом, посчитали, что сервис способствует организации регулярных нелегальных коммерческих перевозок. Представители BlaBlaCar тогда заявили, что ее пользователи не оказывают услуг такси и не получают прибыли, а лишь частично компенсируют расходы на бензин. В итоге решение суда удалось отменить, и сайт компании избежал блокировки на территории России.
Другой пример — разбирательство Роспотребнадзора и Uber. Претензии надзорного ведомства вызвала реклама сервиса, благодаря которой у потребителей складывалось впечатление, что услуги по перевозки оказывает сама Uber, а не сторонние подрядчики. В другом разбирательстве российский суд указал на посреднический характер действий приложения, но обязал Uber сообщать полную информацию потребителю, как если бы сама компания выступила исполнителем (таксистом или таксомоторным парком).
На мировом рынке сервис заказа такси испытывает более существенные проблемы. Так, в конце декабря Европейский суд признал Uber транспортной компанией, а не «информационным сервисом» — согласно решению, теперь компания предоставляет «услуги в сфере транспорта», которые должны регулироваться соответствующим образом. С октября 2017 года компания ведет разбирательство с властями Лондона — те угрожают лишить Uber лицензии за то, что сервис не отвечает требованиям, предъявляемым к оператору по вызову автомобиля, в том числе в сфере сотрудничества с правоохранительными органами и проверки водителей на предмет имевшихся ранее нарушений закона.
Другой юридический вопрос встает перед самими пользователями сервисов краткосрочной аренды квартир, автомобилей и других вещей — должны ли владельцы вещей платить налоги с дополнительного дохода. «Ответственность по уплате налога с аренды вещей лежит на владельце. Наша задача — соединить две стороны, владельца и арендатора. Мы рассчитываем на зрелых и ответственных пользователей, которые относятся уважительно и друг к другу, и к государству», — говорит директор по маркетингу сервиса Rentmania Людмила Булавкина.
Власти европейских стран стремятся к регулированию этого процесса — так, в Великобритании готовится законопроект, освобождающий от налогообложения доходы граждан, полученные ими на сервисах sharing economy от сдачи в аренду жилья (до 1000 фунтов) и автомобиля (до 1000 фунтов). В России граждане обязаны платить налог в размере 13% от суммы, которую они получают от аренды вещей — будь то автомобиль или спортивное снаряжение. Налоговые послабления от сдачи в аренду собственности через сервисы совместного использования вещей в России пока не предусмотрены.
Читать по теме:
В материале обновлены данные по пользователям YouDo, а также налоговая ставка для тех, кто сдает вещи в аренду — 13%.
- Обзоры рынков
- Экономика совместного потребления
- Тренды
Источник: rb.ru
Шеринговая экономика. Экономика будущего!
Шеринговая экономика (sharing economy) — это новая культура и экономическая бизнес модель, когда с помощью технологий и онлайн платформ люди могут обмениваться активами, которые они не используют.
4109 просмотров
Шеринг — это экономика совместного потребления. Люди могут обмениваться, чем угодно:
- Самокатом или велосипедом;
- Навыками игры на музыкальных инструментах;
- Услугами гида или переводчик;
- Вещами, которые они временно не используют (книга, лыжи, дрель);
- Возможность переночевать.
Главная мысль шеринга, что Вам нет необходимости что-то покупать и владеть этой вещью, Вы можете взять во временное пользование у человека, которому сейчас этот предмет не нужен и он готов его отдать на заранее определенный срок.
Все это происходит на онлайн сервисах. Пользователи на них обмениваются товарами или услугами. Для меня именно сегмент p2p (от человека к человеку) и является классической шеринг экономикой. Но есть и профессиональные игроки рынка, который предоставляют вещи в краткосрочную аренду (например каршеринг (Делимобиль, Belka)).
Как появился шеринг
Р. Ботсман и Р. Роджерс предложили идею в начале нашего века. По их мнению, шеринг экономика станет серьезным конкурентом традиционного бизнеса. Причина – уход многих сфер в интернет, благодаря развитию сетевых технологий.
Концепцию признали революционной. Потому что она привела к изменению социально-экономической модели общества. Главная мысль – выгоднее арендовать вещь, чем покупать её. По сути шеринг приобрел форму автоматизированной (онлайн) аренды. Ранее аренда требовала физического поиска и , как правило, не носила краткосрочный характер.
Развитию шеринговой экономики способствовали:
- Быстрое развитие интернета. Нет необходимости физического поиска вещей или контакта с человеком. Вся сделка может быть онлайн, включая оплату и передачу вещи во временное пользование;
- Нарастающая экономическая нестабильность, повлияла на необходимость людей жестче рассчитывать свой бюджет и сократить траты на приобретение вещей;
- Сервисы шеринга позволяют людям взять вещь в считанные секунды упростив доступность к ним;
- Нежелание молодых людей быть привязанными к одному месту обитания (городу проживания). Молодое поколение (особенно работающее онлайн) часто живет по 3-4 месяца на одном месте, потом переезжая, выбирая более комфортный климат;
- Сервисы шеринга имеют и вторую сторону, они позволяют заработать на предоставление во временной пользование ненужной сейчас вещи, или получить взамен необходимую. В период пандемии шеринг сервисы по дистанционному образованию показали свою актуальность.
Введение режима самозанятых на территории всей страны в 2020 году, также способствовало развитию шеринга, поскольку позволило физическим лицам начать предоставлять услуги официально с предоставлением подтверждающих расчетных документов.
В России шеринг-сервисы развиваются стремительными темпами:
- в 2020 объем транзакций площадок составил 1, 07 трлн. руб. (+39% к 2019 году)
- в 2019 — 769,5 млрд. руб. (+50 % к 2020 году)
- в 2018 — 511 млрд. руб. (+39% к 2017 году)
- в 2017 — 392 млрд. руб.
Хочу отметить, что сегмент шеринговой экономики p2p услуг, в прошлом году показал рост + 31 % к предыдущему году. Этому способствовал рост онлайн образования и сервисов выполнения виртуальных заданий.
В 2020 году, темп роста снизился (по сравнению с 2019 г.), но не в абсолютных цифрах (+ 300 млрд. руб.) Вероятнее всего на такой рост повлияла пандемия COVID-19 и ограничения связанные с ней. Но все равно сектор показал рост и значительный. Мало какие отрасли хотя бы смогли удержать свои позиции и не понести потерь.
Отрицательную динамику в прошлом году показали только шеринг жилья, офисов и автомобилей. Основной рост (в абсолютных цифрах) пришелся на C2C-коммерцию. и онлайн-биржи труда. Экономика совместного потребления показала свою устойчивость в период пандемии, еще раз доказав свою жизнеспособность и перспективу.
Конечно для меня экономика шеринга, это именно обмен услугами или вещами между людьми. Именно поэтому, проектируя сейчас свою платформу TravelsSaharing.club, мы нацелены на сегмент p2p. И еще, для меня важно, чтоб это был именно обмен, а не просто продажа.
Однако, я понимаю, что найти и совершить обмен одной вещи на другую, достаточно сложно (просто с точки зрения вероятности совпадения интересов). Поэтому в нашем сервисе Вы можете предоставить людям место для ночлега, стать для них гидом, переводчиком, или предложить покататься на Вашем велосипеде, при этом люди не платят Вам за это, а отдают Вам баллы, которые они получили за такие же услуги. А Вы, получив баллы, могли бы тоже их использовать в своих путешествиях. Таким образом идет обмен путешествиями внутри сообщества.
Все это используя модель шеринговой экономики, то есть обмен услугами или вещами, не применяя денежные средства.
Используя наш сервис Вы можете резко сократить расходы, из-за отсутствия оплаты проживания или услуг гида. Снизить количества багажа, путем использования вещей местного населения. За счет многократного использования вещей, сократить их выпуск, а значит и нагрузку на экологию. Этим мы вносим вклад в решение одной из задач в области устойчивого развития ООН — “Ответственное производство и потребление”.
Источник: vc.ru
«В гиг-экономику вовлечен каждый»
Изменения в мировой экономике и на мировом рынке труда заставляют экспертов говорить о том, что человечество вступает в эпоху нового уклада — гиг-экономики. О том, что это значит, «Огонек» попросил рассказать руководителя департамента прикладной экономики НИУ ВШЭ профессора Светлану Авдашеву.
Выйти из полноэкранного режима
Развернуть на весь экран
В гиг-экономике любое удобное место — рабочее
Беседовала Светлана Сухова
— Светлана Борисовна, почему тема гиг-экономики стала столь популярна сегодня?
— Гиг-экономика — лишь относительно новое явление. Хотя, если быть точной, ему уже 20 лет, что в исторических масштабах немного. Гиг-экономика появилась в тот момент, когда люди стали активно использовать интернет не только для обмена информацией, но и для ее получения и обработки.
Выйти из полноэкранного режима
Развернуть на весь экран
Светлана Авдашева, руководитель департамента прикладной экономики НИУ ВШЭ
В основе гиг-экономики (она же интернет-экономика, экономика цифровых платформ, цифровая экономика) лежат издержки получения информации и ее обработки, когда благодаря новым способам добычи и обмена информацией стало возможным создание новых бизнес-моделей. Последние, как это уже не раз случалось в истории, начали проникать в традиционные сектора, а затем вытеснять с рынков компании с традиционной организацией. Этот процесс имеет и положительные, и сомнительные (не хочется произносить — отрицательные) последствия.
— И в чем они состоят?
— Приведу лишь несколько примеров. На цифровые платформы, в том числе агрегаторы, еще совсем недавно было невозможно возложить риски за качество продукции, с одной стороны, и за временную потерю трудоспособности людей, работавших с помощью платформы,— с другой. Резкое снижение социальной защищенности самозанятых, предоставляющих услуги с помощью платформы (водителей такси, например, или любых других оказывающих услуги специалистов), может быть очень болезненно для них.
На протяжении более чем 100 лет риск временной потери работником трудоспособности брал на себя работодатель. В гиг-экономике агрегаторы и цифровые платформы лишь предоставляют площадку для того, чтобы на ней сошлись покупатель товара или услуги и ее продавец. Но далеко не все правительства согласны с тем, что такая ситуация нормальна. Так, около года назад в Калифорнии был принят так называемый Gig Worker Law — закон, согласно которому самозанятые, трудящиеся на такие агрегаторы, как Uber, по сути являются его работниками со всеми вытекающими для агрегатора последствиями.
Какие изменения в закнодательстве принесет цифровая экономика
Интересно, что еще до принятия Gig Worker Law в России суды встали именно на такую позицию по вопросу об ответственности за качество продукции и услуг. Пример — дело по иску Елены Гращенковой к «Яндекс.Такси», выигранное ею в Мосгорсуде (летом 2016 года она попала в аварию по вине водителя такси, не справившегося с управлением, и на время потеряла трудоспособность.— «О» ). Суд указал, что ответственность за жизнь и здоровье пассажира в данном случае нес не только сам водитель, но и компания-агрегатор. С тех пор пассажиров отечественных такси-платформ стали страховать.
— Вы говорите о гиг-экономике как о цифровой, где вся суть — в интернет-технологиях и создании платформ. Между тем на Западе делают упор на новой бизнес-модели: мол, гиг-экономика — это когда работодатель уходит от договора найма со всеми его соцвыплатами и рисками и нанимает самозанятых.
— Для кого-то из исследователей первично изменение подхода работодателей к найму, а цифровые технологии — вторичны, но большинство экономистов с таким подходом не согласятся, указав, что все происходит с точностью до наоборот — сначала была цифровизация, изменение технологии, а потом изменения на рынке труда. Сначала появился интернет, который позволил быстро собирать информацию и использовать уже известные приемы обработки информации. Затем компании стали думать о том, как эти приемы смогут снизить издержки бизнеса и завоевать конкурентоспособность. Только когда эта задача была решена, началось триумфальное шествие платформ, преобразующих традиционные сектора, и, наконец, изменение трудовых отношений.
— И все же, это факт — компании стали чаще нанимать самозанятых?
— Такая тенденция — не новость. Подобную практику начали активно использовать еще 60 лет назад японские автопроизводители, и называется она аутсорсинг. Именно благодаря этой серьезно сокращающей издержки производителя модели бизнеса (комплектующие производят сотни поставщиков, соперничая друг с другом) японцы смогли конкурировать с американцами и даже обойти их.
И не они одни преуспели благодаря аутсорсингу. Как иначе объяснить фантастическую конкурентоспособность Reebok еще 20 лет назад? Все тот же аутсорсинг: Reebok отвечал только за дизайн, все остальное осуществляли нанятые им фирмы и люди. Кроссовки Reebok шили во Вьетнаме, часто шили дети (во всяком случае, по нашим представлениям).
Детский труд дешев — месячная зарплата равнялась стоимость полутора пар кроссовок. При таких издержках как не вырасти прибылям? Впрочем, американцы — не единственные, кто занят поиском дешевой рабочей силы. Многие международные компании, пока дешев был труд в Китае, стремились переносить простые производственные процессы туда, а затем из Китая переводили их во Вьетнам.
Цифровые технологии во многих случаях только упростили процесс аутсорсинга. Вместо человека может работать компьютерная программа, а если человек необходим — он будет найден в том регионе, где труд дешевле.
Сall-центры всех крупных международных компаний уже давно вынесены за территорию своих стран, например из США в Индию. В России так же: вместо открытия колл-центра в Москве крупные компании, в том числе агрегаторы такси или маркетплейсы, предпочитают организовать его, скажем, в Ижевске.
Возвращаясь к вопросу о самозанятых: привлечение самозанятых в качестве работников при одновременном отказе от ответственности за условия их труда уже давно считается успешной бизнес-моделью. Но только в том случае, если есть возможность контролировать качество оказываемых услуг и продаваемых товаров. А цифровые технологии это как раз и позволяют делать.
Контроль качества осуществляют пользователи, ставящие лайки, звездочки и т.д. И агрегатор всегда может закрыть доступ на платформу для компании или самозанятого, качество товаров или услуг которых было низко оценено потребителем. Агрегатор не будет тратить время и средства на воспитание нерадивых.
— Это значит, что качество и профессионализм неизбежно будут падать: оценка потребителя субъективна, непрофессиональна и непостоянна.
— Все по-разному! Я часто слышу, что благодаря цифровой экономике «мы выиграем в количестве, но теряем в качестве». Помилуйте, кто теряет? Люди, которые без онлайн-платформ никогда бы не имели шанса получить высшее образование, прослушать лекции ведущих профессоров?
Или дети-инвалиды, чье передвижение ограниченно, но они на онлайн-платформах ведут такую же жизнь, как и их не знающие таких проблем со здоровьем сверстники? Нет только минусов или только плюсов. Другое дело, что еще до карантина мы чаще слышали о плюсах гиг-экономики, а в последнее время — все больше о ее минусах.
Социолог Колин Крауч о гиг-экономике
— Насколько масштабно явление? Например, есть цифра, показывающая, что при росте объемов гиг-экономики доля таких фирм составляет 3 процента от совокупной выручки всех компаний. Совсем немного.
— Этого не может быть немного, если представить, что гиг-экономика сегодня распространена везде, где мы используем мобильные телефоны и устройства для обмена информацией, для получения информации о новых предложениях, для заказа такси, еды, покупки билетов. В современном мире практически не найти человека, который не был бы вовлечен в гиг-экономику.
Он, правда, может об этом и не знать, если обращение к платформе скрыто от его глаз. Приведенная вами цифра не совсем корректна, потому что неверно измерять объемы гиг-экономики числом занятых в ней людей. Оно и вправду будет невелико, ведь речь идет о создателях и владельцах интернет-платформ, компаниях-агрегаторах. Боюсь, что компании-продавцы, приходящие на такие платформы, как и самозанятые, оказывающие там услуги, в таком подсчете не учитываются.
— Существует ли российская специфика такого явления?
— Безусловно. В России высок уровень проникновения интернета и едва ли не самая низкая в мире цена мобильного интернета. Последнее — конкурентное преимущество отечественных цифровых платформ перед зарубежными. Но оно все равно уступает китайскому — числу пользователей. Тут нам за Китаем не угнаться.
— И насколько гиг-экономика потеснила традиционную?
— Сектор сектору рознь. В сфере услуг такси — уже почти полностью и повсеместно, в сфере доставки еды — во многом, а вот по части замены похода в ресторан — нет, эффект оказался временным, только на период карантина. Как только ограничения были сняты, люди опять потянулись в рестораны, а все потому, что ходят туда не только ради еды, но и ради антуража, общения, «выхода в свет». Но так или иначе, а гиг-экономика еще до кризиса и коронавируса прочно укрепилась в нашей жизни. Насколько далеко мы прошли по этому пути, лично я осознала, когда в середине дня 1 января, выглянув в окно, увидела спешащего к подъезду курьера из фирмы по доставке еды.
Как пандемия отразилась на рынке труда
Британский исследователь явления гиг-экономики Колин Крауч изучал то, как использование цифровых платформ преобразует традиционные сектора. Как успех, например, «Бла-бла-кара» привел к падению спроса на услуги традиционных транспортных компаний и такси. И это при том, что услуги гиг-платформы оказываются вне интернета, в реальной жизни, а с помощью интернет-приложения лишь налаживается связь между пассажиром и водителем. Конкуренцию не выдерживает именно модель организации бизнеса, а не создающие продукты и услуги люди.
В истории человечества бизнес, основанный на новой технологии, не в первый раз вытесняет существовавшие до того на рынке. Пожалуй, самый известный пример: в 1908 году, когда Генри Форд создал успешное поточное производство на основе конвейера, человечество получило то, что называется сегодня рынком массовых продуктов.
Сегодня, если вам нужно пальто, вы отправитесь в магазин или закажете его по интернету, а вот 150 лет назад пошив пальто надо было заказывать у портного. Конечно, портные расценили массовое производство одежды как разрушение своего бизнеса, дохода и привычного образа жизни. И были правы.
Были они правы и в том, что массовое производство занизило планку качества: одежда, сшитая по фигуре, конечно, смотрелась неизмеримо лучше. Но массовые образцы все же победили в этой гонке, потому что были дешевле и доступнее. У этого соревнования — между бизнесом новых технологий и традиционными формами — есть и еще одна важная сторона.
Она в том, что Карл Маркс называл «отчуждением труда». Речь о том, что портной — это своего рода творец, художник, а не только ремесленник. А машинное производство предполагает стандартизацию и отсутствие творчества. Отчуждение труда — это лишение его творческого начала и даже элементов творчества.
— И как в этом случае расширение гиг-экономики с сопровождающим его отчуждением труда уживается с прямо противоположной тенденцией эпохи цифровизации и роботизации — увеличением числа именно творческих профессий?
— Они идут параллельно. Гиг-экономика приводит к обоим результатам сразу: с одной стороны, появляется большее число творческих процессов и новых творческих специальностей, с другой — профессии, бывшие некогда творческими, подвергаются автоматизации и, как следствие, перестают быть таковыми, в них снижается роль профессионализма и индивидуальных компетенций.
За примером далеко ходить не нужно: если раньше, чтобы быть таксистом, следовало хорошо знать город, как лондонским кэбменам, то теперь достаточно загрузить навигатор в смартфон. Без последнего львиная доля водителей будет не в состоянии найти дорогу в незнакомом им городе. Колин Крауч это явление вкладывает в понятие «прекаризация». Прекаризация включает переход от постоянных гарантированных трудовых отношений к неустойчивым формам занятости, ведущий к потере работником социально-трудовых прав, в том числе к снижению зарплаты.
Так вот прекаризация в цифровой экономике растет: ежегодно значительная часть людей вытесняется в такие профессии, где нет элемента творчества, где не требуются углубленные знания и нет перспектив профессионального роста. Человек в таком мире превращается в винтик процесса.
И дело даже не в том, что у него будет низкая зарплата, а в том, что у него будет отсутствовать тот элемент самостоятельности в жизни, который делает его человеком в социологическом смысле слова. Но схожий процесс происходил и во времена промышленной революции XVIII–XIX веков, в начале и в конце XX века.
— И что же дальше? Чего ждать?
— Гиг-экономика будет играть все большую роль и все сильнее воздействовать на традиционные сектора. Это точный прогноз, на все 100 процентов. Сейчас мы наблюдаем за тем, как она преобразовывает те сектора, где пользователями являются люди. Пока такие традиционные сектора она затронула сравнительно мало.
Информационные платформы и площадки чем дальше, тем чаще начнут конкурировать друг с другом. Монополизации рынка в большинстве случаев не произойдет. Напротив, мы увидим, как агрегаторы будут создаваться и разрушаться. Иные технологии, уровни прибылей и охвата, но участники процесса не изменились — все те же люди.
Значит, и часть проблем традиционной экономики перекочует в гиг-экономику. Хорошо бы вместе с положительными эффектами.
- Журнал «Огонёк» №35 от 07.09.2020, стр. 8
- Светлана Сухова подписаться отписаться
- Интернет вещей подписаться отписаться
Источник: www.kommersant.ru